Бессмертных разбудил громовый шум
Сражения, потрясшего просторы.
На поле битвы муж стоял, который,
Не видя битвы, был во власти дум.
Был деревянный конь сооружен,
И пала Троя. А мудрец и воин,
Как прежде, хитроумен и спокоен:
Игру судеб умел провидеть он.
Чтоб все ему раскрылось без утайки
И чтоб узнать страдания люден,
Вернулся он домой, как лицедей,
Он был «Никто» — в лохмотьях попрошайки.
Так, мир познав, вернулся он домой,
Как прежде духом твердый и прямой.
I
Он подошел к воротам городским {17} 17 Великий итальянский поэт Данте Алигьери (1265–1321) принимал участие в борьбе политических партий, так называемых белых и черных гвельфов, в своем родном городе Флоренции. В октябре 1301 г. Данте уехал из Флоренции, но за время его отсутствия партия белых гвельфов потерпела поражение, и Данте 10 марта 1302 г. был заочно приговорен к сожжению, а его дом снесен. До конца жизни своей Данте так и не смог вернуться во Флоренцию, был обречен на скитания, но мысли его неизменно возвращаются к родному городу, с которым было связано все лучшее в его жизни. Образ поэта-изгнанника, потерявшего родину, был близок Бехеру, вынужденному также находиться вдали от родины, в эмиграции, и он неоднократно возвращался к нему в своих произведениях.
,
Взглянул назад. Увидел башни, арки…
Флоренция впервые перед ним
Вставала так отчетливо и ярко.
О, сколько лиц! Как слез и смеха много!
И это все он унесет с собой.
Он замечал сейчас, перед дорогой,
Любую мелочь и пустяк любой.
В себя впитать хотел он каждый звук,
А благовест ударами своими
Звенящий свод воздвиг над ним вокруг,
И он измерил время между ними.
К нему с едою придвигались блюда,
Само собой в бокал лилось вино,
Как если б на чужбину с ним отсюда
Они уйти хотели заодно.
Как будто за собой увлечь желая
Весь город, шел он тихо вдоль домов,
И, путника в изгнанье провожая,
Вечерний мягкий ветер дул с холмов.
В огне заката небо утонуло,
Струился детской песенки мотив.
Окно литейной у ворот сверкнуло,
Глазам поэта статуи явив.
II
Он шел вперед, и город пробуждался
В его душе, и город оживал,
И он в него все дальше углублялся
И план его в уме воссоздавал.
С Флоренцией он сжился до того,
Что помнит каждый выступ на карнизах.
Кто смел назвать изгнанником его,
Коль к родине он и в изгнанье близок?
И может ли быть ею изгнан он,
Допущенный ко всем ее секретам?
В нем — город, им он будет обновлен
И гордо вознесен над целым светом!
И, незабвенный город озаряя
Улыбкой, шла по улицам Она {18} 18 Бехер говорит о возлюбленной Данте Беатриче, которой Данте посвятил многие строки в своих произведениях.
,
Единственная, чья душа святая
Во всех вещах была отражена.
В сердцах грубейших вызвав умиленье,
Она сквозь будни непорочно шла,
Как будто миру весть о появленье
Иных людей с собою принесла.
Она пред ним летела над землей
По разоренной войнами отчизне,
Его маня крылатою рукой
Идти за ней стезею новой жизни.
III
Но почему в одни и те же дни
Мужает знанье и безумье зреет,
Как будто в равновесии они?
Во мне самом, я чувствую, стареет
Отживший мир и новый из ростков
Встает, неудержимо расцветая…
Повсюду пресмыкательство льстецов,
Повсюду зверства ненасытной стаи
Тиранов, придавивших горожан.
И в то же время видим мы, ликуя,
Что новой правдой путь наш осиян.
Как это все пойму и различу я?
Так, грезя о всеобщем мире, шел он
И в городе чужом обрел приют,
Но прежнею тревогою был полон,
Как будто дом его горел и тут.
Он уходил в леса с толпой бродяг
И ягодами дикими питался.
В глухих ущельях, где от века мрак,
Его суровый голос поднимался.
«О звери! — он гремел из темноты. —
Вам, кто войны и крови жаждет, горе!
Италия! Нет, не царица ты
Всех стран, а челн, носимый штормом в море!»
IV
Нет, не легко вернуться. Иногда
В последний миг весь труд погибнет даром,
Когда того, на что нужны года,
Изгнанники достичь одним ударом
Попробуют… Так и они до срока
К воротам флорентийским подошли
И были вновь разгромлены жестоко {19} 19 Партия белых гвельфов вновь потерпела жестокое поражение в 1304 г., что уничтожило у Данте все надежды на возвращение во Флоренцию с помощью силы.
.
Ни кровь, ни жертвы им не помогли.
Плясал и пел обманутый народ,
Тиранов охватило ликованье.
Изгнанникам, отбитым от ворот,
Пришлось узнать вторичное изгнанье.
Мечи сломали многие из них,
Ценою чести получив прощенье,
А он провозглашал в краях чужих
О человеке новое ученье.
«Дабы велики были вы вовек,
Вам, люди, о великом я напомню.
Сильнее, чем вы мните, человек,
И мир всех наших домыслов огромней», —
Он написал. И на пергамент снова
Нанес, слова уверенной рукой:
«В свой час, как гордость города родного,
Уже иным вернусь и я домой».
Читать дальше