Иоганнес Бехер - Стихотворения. Прощание. Трижды содрогнувшаяся земля

— Христина, милая, милая ты моя Христина! — И Дирижер подсел к Безымянной.

— Вы так хорошо пели и дирижировали, — сказала она, — что теперь я с удовольствием буду зваться Христиной.

— Почему ты не пьешь своего пунша, Христина? — спросил я. — Он не плох, право же, не плох…

На плечо мне мягко легла чья-то рука.

— Не так громко, тебя слышно даже на балконе. Ну, а теперь пойдем!

Онемев от изумления, я последовал за мамой.

Важный и осанистый стоял отец на балконе, как будто желая сказать всему миру: «Немалого я достиг собственными силами, вот пример для вас», — а не столь осанистый обер-пострат Нейберт, казалось, горестно недоумевал, отчего за все эти годы ему так и не удалось добиться повышения.

— Где ты пропадал? — спросил отец.

— Он не совсем хорошо себя чувствует, — ответила за меня мама.

Небо расцветилось вспышками ракет, с балконов кое-где пускали фейерверки.

Я весь был еще под впечатлением загадочного поведения матери, когда майор Боннэ протянул мне бокал пунша.

— Молодой человек, чокнемся за немецкую молодежь!

Бокалы зазвенели.

Это «дзинь!» перенесло меня в далекое-далекое прошлое, в нем слышался назойливый пансионский трезвон, и «дзинь!», с которым сменяли друг друга картины в Панораме, и звон краденой кучки монет в моем кармане; с мелодичным «дзинь» воспоминания входили в открытые двери и присоединялись к нам на балконе: вот Ксавер, фрейлейн Клерхен, Мопс и Гартингер, Левенштейн и Христина — до сегодняшнего дня она только прозывалась Христиной, а сегодня это стало ее настоящим именем; звон разбудил Фанни, спавшую глубоким сном, и она задымила мне в лицо сигаретой… Все они пришли незваные, даже бабушка в своем черном шелковом платье, к ужасу отца, пришла вместе с хозяином трактира «У веселого гуляки», и я услышал бабушкин шепот, как в ту новогоднюю ночь, с которой началось новое столетие: «Пожелай, чтобы наступила новая жизнь».

Тут и в самом деле раздался звонок, и через столовую, отбивая шаг, промаршировал тот самый господин, которого мы встретили в день Нового года на одной из аллей Английского парка и который все посмеивался: «Хе-хе». Выйдя на балкон, он молодцевато вытянулся перед отцом.

— Отчего так поздно? Где вы оставили свою супругу?

Снова зазвенели бокалы, член суда Мауермейер засмеялся:

— С большим трудом удалось вырваться: я, так сказать, на минутку, внизу меня ждет извозчик, я обещал немедленно вернуться! У нас, рейнцев, сегодня тоже встреча…

— Вот это мило! Молодчина!

Все окружили отца.

— Gaudeamus igitur… [33] Будем радоваться (лат.) — первые слова студенческой песни. (Ред.)

— Все, все хором. Ты почему не поешь? — кивнул мне отец, и я, подхватив несколько слов, назло всем запел «Интернационал».

— Да-да, мы, старые корпоранты… — мечтательно бросил отец в потускневшую ночь. Гость поставил свой бокал на стол.

— Обновление — вот что нам необходимо.

— Что касается меня, — сказал отец, слегка свесившись с балкона, — то я бы только приветствовал войну.

Член суда Мауермейер снова поднял бокал.

— Совершенно с вами согласен, немецкому народу пора опомниться!

— Возьмись за ум, человече! — провозгласил обер-пострат Нейберт и налил: себе стакан пунша.

— Какой здесь ужасный воздух! — Мама отворила окно и, точно оправдываясь перед обер-постратом, у которого за эти годы усилился дурной запах изо рта, добавила: — Вы чувствуете, как. накурено?

Я взглянул на маму: она сегодня была совсем такой, как на портрете, там, в гостиной.

— Милостивые государи, не шутите с войной, война не детская игра! — Голос майора Боннэ прозвучал энергично, почти угрожающе.

— Что вы на это скажете, — натянуто улыбнулся отец, — наш воин, оказывается, пацифист и заигрывает с социал-демократами!

— Один только вопрос, милостивые государи! — Майор Боннэ стоял на пороге балконной двери, возвышаясь над всеми. Его чисто выбритое лицо с тонкими поджатыми губами казалось бесстрастным. На плечах поблескивали погоны. — Вы читали, господа, о похоронах Бебеля? Читали? И вы не задумались над тем, что за гробом шли сотни тысяч людей?… Нет?… В таком случае, я, к сожалению, вынужден вам напомнить, как бы неприятно и нежелательно это ни было для всех здесь присутствующих: с этими людьми нам надо считаться, это они поведут за нас войну. Подумайте же как следует над тем, что сотни тысяч этих людей получат в руки оружие… Нет, при нынешнем положении вещей война сопряжена с огромным риском…