Анатолий Бергер - Подсудимые песни

Слышен он в ночи безвестной,

В перезвоне дня,

Слышен птице он и зверю,

Если ж я в него поверю,

Страх берёт меня.

Потому что плачет древо,

Но не слышно в плаче гнева,

Слёзы лишь слышны

От слепого, рокового,

Ярого и векового —

От людской вины.

1977 г.

Берёзовый теплей и мягче ствол,

Я по нему чуть пальцами провёл,

И странное возникло ощущенье —

Как будто был я в чём-то виноват,

А в чём — и невдомёк и невдогад,

И вдруг послышались слова прощенья

Неслышные и тайные, но мне

Понятные в прозрачной тишине.

И стало в этот миг неодиноко

Брести тропой пустынной в даль полей,

Что всё необозримей и белей,

Размашистей, насколько видит око.

Налетела зима на землю,

Все дорожки-тропы облазила,

На пруды настелила простыни,

Чёрный лес машет ветками острыми,

Полынья дрожит-ворожит,

Небо всё тяжелее клонится,

И огромная — не опомниться —

Тишина весь мир сторожит.

Смешался снег со льдом,

И смутен каждый дом,

И мокрой ветки жест,

И хмуро всё окрест.

Ни осень, ни весна,

Сместились времена,

Смесились месяца,

Нет этому конца…

1980 г.

Я отлучён от леса, от ручья

Размокшим январём, февральской стужей,

Брожу по тротуарам, сгоряча

Мечтая о метельной жёсткой стуже.

Но понапрасну, видно.

Всё течёт,

Земля чернит последние ледышки,

Сосульки две иль три наперечёт

У оттепели просят передышки.

И тяжело дыхание строки.

Ей непривычно здесь. Она не в силе

Превозмогать здесь будничность тоски.

Торчат дома. Бегут автомобили.

Народ у магазина мельтешит.

С набитою кошёлкою старуха

По улице так медленно спешит.

А о стихах ни слуху и ни духу.

Лишь вдалеке, где тёмный окоём,

Маячит лес и словно бы маячит

Какой-то звук.

Зачем он и о чём?

Пойму ли я сегодня, что он значит?

1989 г.

Уже зимы подходит середина,

Деревья все успели облететь.

Ручей застыл — заснеженная льдина,

Лишь медленных следов вороньих сеть.

Но кое-где вода бежит, трепещет,

Туда-сюда гоняет облака,

Как будто бы бросает чёт и нечет

Таинственная тёмная рука.

Так и в судьбе, где страх жесток и тёмен,

Но вновь надежда светит и дрожит,

Как между льдистых, сумрачных разломин

Вода ещё живая ворожит,

Бурлит, шуршит, играет с небом в прятки,

По камням дна проносит синеву —

Всё вечно в ней — загадки и разгадки,

Надеюсь на неё, пока живу.

1982 г.

Апрель, морозы взяв с разбега,

Теплом пробился с вышины,

И выступают из-под снега

Приметы северной весны.

Пучки травы, коричневатый

Унылый мох среди камней,

На них лишайника заплаты.

И самый первый воробей.

И моря синее открытье,

Ошеломляющее взгляд…

Весна на севере событье —

О ней всю зиму говорят.

1963 г.

В небе птица плачет,

И наискосок

Мечется, маячит,

Мчится за лесок.

Прилетает снова,

Всё внезапней лёт,

Всё печальней зовы,

День весь напролёт.

Помощи ли просит,

Ищет ли кого,

По ветру ль разносит

Горькое вдовство?

Мечется и плачет,

Вниз острит крыло…

Что же это значит,

Что произошло?

1980 г.

В сыром малиннике с утра

Заря — подобие костра,

Крапива обожгла ладони,

И в птичьем голосистом звоне

Сошлось и совместилось вдруг

В краснеющем огне рассвета

Малина красная, как лето,

И лето красное вокруг.

Туман над заливом.

Набрякли веки.

Чайки и лодки. Пляж. Деревца.

И всё бесконечно и всё навеки,

И ни начала, и ни конца.

Необратимость. Неразрешимость.

Спрятанность солнца.

Призрачность дня.

Вечность, как вечная необходимость,

Вечность, что в двух шагах от меня.

1978 г.

Изнемогая от жары

И в ней барахтаясь, как в тине,

Провижу в луже я миры —

Как бы оазисы в пустыне.

Разбрызгивая небосвод

И зыбкую архитектуру,

Я чувствую стихов полёт,

Таинственную их фактуру.

Бальзамом ото всех скорбей

Переливается их гамма,