Анатолий Бергер: Горесть неизреченная [сборник]

A. Бергер. текст, 2014

Е. Фролова, текст, 2014

B. Киселёв, рисунки

© ЗАО «РИД», 2014

Среди доверенных летописцев народного горя и авторы этой книги. Начал Александр Солженицын. Следом Варлам Шаламов, Юрий Домбровский и другие.

Личный ГУЛАГ Анатолия Бергера начался с апреля 1969 года и продолжался до декабря 1974 года.

В книге — с первых строк стихов и прозы — это голоса из глубин народных, это говорит народ от всей души и неугасимой памяти.

Конец 60-х годов. После недолгой «оттепели» начались новые «заморозки». Арест Синявского и Даниэля. Жестокий запрет наложен на правду. Безжалостно пресекалось настойчивое стремление разобраться как и почему ЭТО произошло в России, почему ЭТО происходит сейчас. Елена Фролова говорит в заключительных главах книги «Что за такие мысли не похвалят мы, разумеется, знали. Но Синявский и Даниэль печатали свои произведения за границей».

А оказалось, что и стихи в тетрадях в письменном столе могут стать составом преступления, что за них Анатолия Бергера как особо опасного преступника приговорили по статье семидесятой УК РСФР к 4 годам лагеря и 2 годам ссылки.

Книга прозы начинается с описания допроса. А там — погружение — и надолго в тюремную жизнь. Стихи сопровождают этот сюжет с начала и до конца.

Бытовое точное изображение процедуры ареста, лаконичные, но сильные и глубокие портреты сокамерников. Это особая порода людей, выведенная в советских условиях. И это особая — советская ситуация, когда почти любой мог бы оказаться на этом месте.

В лагере автор увидел более подлинный мир, чем на воле. И геройство не в том, что отсидел, а в том, как сидел.

В повествовании А.Бергера самое ценное — это личная, «лирическая» документальность. Она проходит через всю книгу. Поразительно глубокое нравственное понимание и сострадание автора при встрече с литовцами. Чувство «трагической партизанщины обречённого народа», понимание тех, кто отстаивал свободу против насилия. Это открывает трагический, но спасительный путь: нужно быть людьми и в лагере! Лагерь — это путь иной судьбы, но в чём-то проверяющий истины жизни.

И в то же время «сама неестественность подобного человеческого поселения, этого «усечённого» бытия порождает в душах людей фантастическое и призрачное, изгибает психику. Я и себя ловил иногда на таких изгибах», — пишет Анатолий Бергер.

Многие события российской истории, хоть и неназванные, проступают за сюжетом о гибели душ человеческих. И сколько горькой, выстраданной правды в этих судьбах, покалеченных историей. Чуткая и отзывчивая наблюдательность, сострадание, а не только осуждение не выдержавших испытаний. «Это тоже была Россия — тёмная, мрачная, злобная, жалкая, сходящая на нет». Это очень глубоко и точно написано. Умение видеть вглубь — вот что важно.

Главная мысль, с которой нельзя не согласиться: лагерь на поверку оказывается концентрацией современного мира, грубо и открыто высвечивая то, что бродит в сумерках души нынешнего человека.

Цитировать хочется с каждой страницы. Порою проза переходит в социально-психологическое исследование. Потом снова перед нами дневник наблюдений, встреч.

И тут хочется сказать о том, что книга Анатолия Бергера и Елены Фроловой — это «опыт» преодоления, это школа стойкости, это погружение в спасительную «энергетику» жизни. Никоим образом не капитуляция перед любым «многоопытным» насилием. Но духовное, душевное противостояние ему.

Вот почему сюжет этой книги надо прослеживать до конца.

Этап. Бергера как особо опасного преступника должны были содержать отдельно от уголовников. И всё-таки уголовный мир открывался полнее. И у автора — с одной стороны — «ужаснее в жизни своей я ничего не встречал. Вот что люди могут сделать с людьми». И — на той же странице — из души возникшее светлое желание писать стихи. Поиски карандаша в камере — одно из лучших мест в книге. «Конечно, его не было. Но душа моя взмолилась всей силой о карандаше. Господи, как я хотел найти его! Под кроватями, среди тёмных, цепких их пружин, на батарее, на окне, на столе, под столом… Ведь нужно же мне! И потрясён был до глубины сердца, вдруг увидев огрызочек карандашный в проёме между одной из ножек стола… Я долго хранил его… Несколько стихов в пути начирикал я этим карандашиком». Эти стихи тоже есть в книге.