Анатолий Объедков - Стремнина (сборник)

В Ильинской – служба. Вам ли для начала
Среди икон душою воспарить,
Чтоб вера явной музыкой звучала
На трассах догорающей зари?

Иль видите вы точки огневые,
Опять бои с душманами в Чечне.
В одном строю убитые, живые
Идут. И горы встали в стороне.

Вас наша жизнь порадует ли ныне?
Пускай вас Бог в делах благословит
И дух ваш, растворясь в небесной сини,
Ко всем больным и страждущим летит.

Пахнет ёлкой вечер
И спешит ко мне.
Загорелись свечи
В голубом окне.

Оживлён улыбкой
Тёплый, милый круг.
В полумраке зыбком
Сердце вспыхнет вдруг,

Образ твой всё ближе,
Явственней, родней.
Ангел бисер нижет
На красу ветвей.

Шишки, как игрушки,
И в летящий снег
Хлопают хлопушки,
Раздаётся смех.

Он мне душу лечит,
Вот бы так всегда!
И зажглась далече
Яркая звезда.

Ветер завьюжит. Свистит свиристель,
Гнётся рябина на стылой версте.

Ягоды – каплями крови в снегу
Тускло мерцают в обширном логу.

Сумерки встали у края небес,
Рядом с избушкой, где видится лес.

Что в ней такого? Никак не пойму,
Только её не отдам никому…

Теплится, светится в ней огонёк,
Весь оживляя глухой уголок.

Гнётся рябина, свистит свиристель,
В сердце моём запевает метель.

Нас всех судьба по свету гонит…
В плацкартном сумрачном вагоне

Усну. И сны оберегая,
Летит по рельсам жизнь другая.

Она из юного привета,
Мечтами жаркими согрета.

Огни и станции – навстречу.
Мир изначально добр и вечен,

Пока в пути есть остановка,
Возможно, даже Кочетовка,

Где мать ждёт сына. Нежный трепет
В её глазах уставших светит.

Негромко бормочет в запечном углу,
Как будто бы нить продевает в иглу.

Он бисером звуков рождает уют
И, кажется, окна с ним вместе поют.

Бьёт вьюга по стёклам, срываясь на свист,
А вечер доверчив и кроток, и мглист.

И с песенкой можно всю ночь коротать,
И грусть позабыть, и весну вспоминать.

Зорька свет пролила
в соловьиные дали
И берёзы восход
возле ног расплескали.

Улыбнулись, шепнув:
«Здравствуй, добрый прохожий,
Посмотри, на твоих
мы любимых похожи», —

Льются кудри до плеч,
груди снега белее
И от хрупких ветвей
светлой юностью веет.

И почудится мне
взгляд их нежным и строгим, —
Посадила их мать
средь полей вдоль дороги.
И по ней я иду,
свет берёзовый льется,
И горит в облаках
незакатное солнце.

В светлый Троицын день
заплетали им косы,
Их прохладная сень
освежала в покосы.

Славки флейтой своей
в мир сзывали зелёный,
Дух витал средь ветвей
чудотворной иконы.

Им с любовью народ
посвящал свои песни,
Их кружил хоровод,
унося в поднебесье.

Целовал их простор,
гладил ветер весенний,
Горяча синий взор,
обнимал их Есенин.

Но в космический век,
покоряя природу,
Огрубел человек
и хвалебную оду

Сам себе написал,
позабыв про берёзы,
Вырубая леса
под кукушкины слёзы…

Скрип саней. Замерзает река,
Не блеснёт чешуёю плотвица,
Не уйдут в глубину облака
И заря в ней не сможет разлиться.

Лишь, чернея, парит полынья,
Где тальник зацепился за берег,
Где угрюмая дума моя
Отдыхает подраненным зверем.

След сорочий ведёт от куста
К истончённой, чуть видимой кромке.
Захлебнулась лихая верста
В полынье, как мужик самогонкой…

Только годы ушли далеко
И деревня моя опустела,
И почудится вой мне волков,
Где солома все дни шелестела,

Где играла на праздник гармонь
И кружился с ветлой тихий вечер,
И светился в печурке огонь,
Согревая озябшие плечи.