Василий Рожков - Метеософия от Я до А. Стихотворный курс

Поёт она, листве на плечи
Кладёт тяжёлые ладони.
За горизонтом – поле сечи,
Дай Бог, оно меня не тронет.

Стучат вдали неторопливо
Шаги опомнившейся влаги
И под одеждою прилива
Поспешно прячутся коряги.

За светом свет помалу-мало
Соединяет землю с небом,
Река у старого причала
Пересеклась заметным следом.

И снова гром. Бело и ясно.
Зарницы катятся под гору.
Стоять и ждать небезопасно
С ума сошедшую погоду.

Иду, а в спину канонада.
Как тяжелы косые струи!
Свободу дали им, и надо
Сломить оковы конской сбруи.

Тому назад ещё минуту
Гроза всухую побеждала,
А нынче кажется, как будто
Она выигрывать устала.

Теперь почётней и приятней
Работать в шоу режиссёром,
Бросать сверкающие пятна
По затаившимся просторам,

Дарить трезубцы белых молний
Беспечной облачной отаре
И облачать речные волны
В намокший шёлк индийской сари.

Во тьме деревья принимают
Совсем не царственные позы.
Не каждый день у нас бывают,
Как осы, жалящие грозы!

До дома шаг. Поклон к поклону
Великолепию стихии.
Когда ещё во время оно
Случались бедствия такие!

Отдых от света.
Привыкли глаза к тишине.
Комната – семь шагов в ширину,
В разрез – день деньской.
Птица-люстра, мне спой
И в ответ я шепну,
Есть такая примета:
Солнце – извне.

Я стою на часах,
А часы всё спешат,
Спешат умереть навеки,
Закрытые веки подлунных снов,
Тревожащих корни основ
И монограммы чисел.
Они убивают,
Во время прыгают вовремя
И убывают
Одно за другим.

Закат над Электросталью —
Такое нечасто увидишь.
Покрыты холодной эмалью
Оконные стёкла, на идиш
Расписано тучами небо
И взгляд его мрачен и колок.
Колёса проезжего кэба
Вминают в асфальт ветви ёлок.
Усыпали трубы и иглы
Подушечку цвета маренго,
Вернулись жестокие игры,
И снова мы стенка на стенку,
И снова на улицах схватки
Смертельные и родовые,
И снова бегут без оглядки
Японские городовые.
Лежат на заплаканных рельсах
Упругие скользкие тени,
Напрасно пытаясь согреться
На них. По известной системе
Растерянный жёлтый автобус
Хромает вдогонку вагонам,
А там – юбилейная пропасть
Полна до краёв самогоном,
Там валит народ из Завода
Тяжёлого Телосложенья,
Заблудший работник ОСВОДа
Размашисто мерит сажени,
И, где проходимо и мелко,
Кингстон откупорило время,
Поскольку секундная стрелка
Пропала на местном Биг Бене,
Поскольку испуганный ветер
Прижался к бетонной ограде,
Желая, когда на рассвете
Подует зефир в шоколаде,
Уйти. Прилетит на замену
Сумятица утренней спячки,
Набатом ударятся в стену
Гудков телефонные стачки
И скажут о том, что не умер,
Родился и здесь обитает
Вечерний малиновый зуммер —
Над городом тихо витает,
Поёт колыбельные окнам,
В шершавом английском тумане
Фонариком светит в висок нам,
Раскованной грацией лани
Минует пути эмигранта
На Запад, за край манускрипта
В объятьях небесного канта,
В узорочье звёздного шрифта
Уйдет, чтобы снова вернуться
Сюда, где проплешины света
Глаза, как огромные блюдца,
Упрямо таращат на это,
Сюда, где Кольцо Зодиака
Ещё с девятью обручилось,
Где знает любая собака
О том, что ещё не случилось,
Но скоро случится. Алеет
Истерзанный шрамами купол,
Ведёт по забытой аллее
Ушедших на пенсию кукол.
Такая уж выпала доля —
Барахтаться в ливне кошерном
Арбитром для ратного поля,
В родильных домах – акушером.
Гордится своей ипостасью
Из вод возродившийся Китеж —
Закат над Электросталью,
Который не сразу увидишь.

Барабаны и корнеты,
Капитаны, лавагеты
Золочёными орлами
Освещают путь к победе,

Трубным гласом пропаганды,
Ароматами баланды
Дразнят лучшую из армий,
Величайшую на свете.

Строй нестройный, громогласный,
Золотой, пурпурный, красный
Командиры украшают,
Разодетые парадно.

Гренадеры, мушкетёры,
Моты, бабники, бретёры
От Мадрида до Варшавы —
В неизвестность – и обратно.

На телегах, на лафетах,
В фурах, собственных каретах
Господа уже играют
На обещанные страны.