Роберт Рождественский - Лучшие стихи

В старшей группе некоторые талантливые ребенки уже усваивали язык взрослой агитации и пропаганды…

Я никогда не находился над временем. Потому что не Бог. А вот во времени был. Так, во всяком случае, мне казалось.

Однако сейчас я понимаю, что всю свою жизнь, целую жизнь все мы – (или почти все) существовали под временем!

Под его тяжестью. Под его страхом. Под его категорическими лозунгами и огромными портретами его вождей и героев. Но это были наши лозунги. Наши вожди и герои…

О, в детстве я был достойным «продуктом» своего времени. В семь лет уже стал «командиром» октябрятской звездочки. Потом, дрожа от радости, «запрыгнул» в пионеры.

Помню, как, бледнея от волнения и заикаясь больше, чем всегда, я давал клятву перед портретом самого мудрого учителя и Великого Отца всех детей нашей Родины Иосифа Виссарионовича Сталина.

На портрете он был вместе с Мамлакат – пионеркой-рекордисткой по сбору хлопка. (Кстати, ее родителей вскоре арестовали и расстреляли как врагов народа!)

Помню, как Председатель Совета Дружины закричал на нас: «Пионеры! К борьбе за дело Ленина-Сталина будьте готовы!» И мы – со слезами на глазах, радостно (и тоненько) завопили в ответ: «Всегда готовы!!»

Мы действительно, были готовы.

Ведь даже во дворе давали не честное слово, а «честное ленинско-сталинское-всех-вождей»!..

Мы – дети жестокого века.

Слишком долгое время нас воспитывали, нас упорно убеждали в том, что существует некое нечто, которое неизмеримо выше таких понятий, как человечность, совесть, любовь, милосердие.

Однако, выше их, сразу же за ними, в человеческой душе начинается мертвое безвоздушное пространство. За этой чертой, за этой границей, человек перестает быть человеком.

В пятидесятых годах в Карелии (тогда Карело-Финской АССР) выходила молодежная газета, которая называлась не то «Молодой коммунист», не то «Молодой ленинец». (Впрочем, среди университетской молодежи она именовалась не иначе, как «Молодой жеребец».)

Там иногда печатались стихи местных поэтов. В том числе Бориса Печенкина. Одну строфу из его стихотворения я запомнил на всю жизнь:

Увидев эти стихи, мы – тогда уже студенты Литературного института, находящиеся на каникулах, – захохотали и кинулись звонить редактору…

– Простите, Вы читаете то, что появляется на страницах Вашей газеты?..

– Обязательно читаю. И что?..

– Первую строфу стихотворения Печенкина тоже читали?

– Конечно!..

– Ну и как Вам она?..

Редактор помолчал, пошелестел газетой, а потом сказал:

– Каждый судит в меру своей испорченности!..

…Однако, это – Карелия. Провинция, так сказать.

Но и Москва от провинции отставать не хотела. В издательстве «Молодая гвардия» вышел сборник поэм Анатолия Фокина. Поэмы были на сельскохозяйственную тематику.

И опять-таки в одной из поэм была строфа, достойная запоминания. Но для этого надо коротко рассказать то, что случилось в поэме до этой строфы: в поле сломался трактор, тракторист – девушка, она вызвала из МТС механика. Он подходит, а дальше:

Больше всего меня потрясло и даже обрадовало несколько зловещее слово приспособленье». Лично я такого синонима не встречал даже в самых лихих частушках!..

У нас нет настоящего уважения к предкам. А в том уважении, которое якобы существует, больше демагогии, чем правды.

Каждое поколение почему-то рвется построить «новый мир» на обломках старого. Даже если не «на обломках», то «мешают», «не так думают и делают» лишь предыдущие поколения «старших».

Прадеды и прапрадеды абсолютно не мешают…

«Закон зрительного зала». Здесь ведь тоже «мешает» лишь впереди сидящий. Он один. А тех, кто сидит перед ним, вроде бы даже не существует…

…как ветви дерева, которое начинает сохнуть с вершины. Сначала ты не видишь и не чувствуешь умирающих. Но потом видишь, что многие ветки рядом с тобой высохли. А ты держишься. До поры.

А может, это, как отлив. Уходит море, обнажая камни.

Восемь пишем, два – в уме

не умею, не умею, не уме…

Наш век – не век:

лет шестьдесят, не больше…

Все мы люди смертельно больные