Георгий Скрипкин - Петербургская вольница. Сборник стихов

Иуды Запада разбрасывают уток,
а либералы их с усердием жуют.
Их лживость ценится ценою проституток.
И вот за это они совесть продают.

Да что там совесть, их ничто не остановит.
Они и Родину за доллар отдадут.
И в храм религии вмешалась сатановость.
Того гляди опять к Голгофе поведут.

Мы валялись в снегу, ощущая пушистость.
Легкий пар вырывался из разинутых ртов.
Он связал белизной нашу милую близость.
Я в восторженных чувствах был признаться готов.

Но признательных слов не хотела ты слушать.
Королевой зимы прижималась ко мне.
И шептала в мороз – поцелуй меня лучше,
я сейчас не живу, а летаю во сне.

Тот душевный полет продолжался бы вечно,
но ревнивый мороз охладил поцелуй.
Пожурил ветерком за такую беспечность,
сохранив на устах только странное лю….

Списать на годы не пытайся
свою недремлющую лень.
Обнять активность постарайся
и вместе с нею в ясный день.

Списать на годы чувство страха,
не смей, сгорая изнутри.
Смелее в жизнь лети, как птаха,
увидишь счастье впереди.

Списать на годы нетерпимость
твои соседи не дадут.
Открой улыбку, сделай милость,
тебе другие воздадут.

Живет на свете мальчик Петя.
Он приставуче прилипуч.
С ним не спешат сдружиться дети.
И в этом Петя невезуч.

Он, если кто-нибудь ответит,
прилипнет так, что не унять.
Задаст вопрос, не ждет ответа,
спешит их дюжину задать.

Он собеседника хватает
то за рукав, то за полу.
И никуда не отпускает,
пока не выскажет хулу.

И потому другие дети
стремятся Петю обойти,
бросая веские ответы —
с тобою нам не по пути.

Влюбленные, рожденные под солнцем,
мечтаниями делятся с Луной.
И держат не зашторенным оконце
при встрече с эротичной новизной.

Лишь ей любовь вверяет свои чувства,
стреноженные солнечным лучом.
И бодрствует любовное искусство
с желанным откровением в ночном.

Звучит в сердцах биение сонета,
который нежной ласкою увит.
Спасибо тебе, милая планета
за лунную рапсодию любви.

Попал я в питерский поток,
плывущий в нужном направлении.
Студенты стайками плывут,
трудяги в грустном настроении.
Поток спускается в метро,
с трудом вливается в вагоны.
Мне, к счастью, тоже повезло —
внесло соседями с перрона.
Вот только локоть чей-то влез
в мою вспотевшую подмышку,
да перегар насытил взвесь.
Видать трудяга выпил лишку.
Колено сунул между ног
сосед, придавленный толпою.
Еще чуть-чуть, померкнет свет,
сердечко бьется с перебоем.
Состав со скрипом тормозит,
толпа сошла на Техноложке.
В тисках толпы меня сошли,
пришлось пробиться к неотложке.

Помню зимушку – зимищу.
В ней трескучей был мороз.
Снег белее был и чище.
Снеговик – длиннее нос.

А теперь зима с простудой.
Хлипкий насморк у нее.
Ветер взбалмошный зануда
с юга вирусы несет.

И скучают по детишкам
горки, мытые дождем.
Мне не жалко даже тыщи,
чтобы снег стучался в дом.

Чтобы снежные сугробы
разместились во дворе.
Чтобы не было хворобы
в петербургском декабре.

Спит мой милый ангел,
видит сладкий сон.
В нем порою ранней
слышен нежный звон.

Радостной улыбкой
светится лицо.
Я любуюсь ликом,
не тревожу сон.

Мысленно ласкаю,
сдерживая вдох.
Пусть поспит, родная,
будет день неплох.

Предновогодние волненья
и озорной ажиотаж
во мне не будят сожаленья,
не жгут душевный антураж.

Я им с восторгом подчиняюсь
и на усталость не грешу.
Все потому, что точно знаю,
что делу доброму служу.

Люблю порадовать знакомых,
люблю одаривать родню.
И мыслью данною влекомый,
спешу к рождественскому дню.

Но перед тем живая елка
и внуков хитрые глаза.
Они заглянут под иголки
и будут деда ублажать.