Жизнь, спотыкаясь, еще по инерции шла,
но и когда вдруг повеет наитием свежим —
разве объедки какие с чужого стола,
а вдохновенье все реже, и реже, и реже.
Память, что старый дуршлаг, только дыры крупней,
как с корабля обреченного валятся мыши —
голый костяк облысевший, край леса из пней,
а голоса с ниоткуда все тише, и тише.
Вот и сейчас на закате сижу на краю
кромки морской, где прибой ненавязчиво движет
стрелки незримые, что-то пишу ли, таю,
а расставанье все ближе, и ближе, и ближе.
Стерлись рубцы поражений, улыбки побед —
крохи остались, дареные жалкие крохи,
кто-то вот-вот подберется и выключит свет,
что озарил снисхождением горечь эпохи.
Я три недели ждал дождя
с травою вместе,
что сохла, еле приходя
в себя в предместье
лишь поутру, когда роса
хоть чуть питала.
Не то, чтоб я ленился сам,
чтоб влаги мало
в слоях глубинных, да смешно
пытаться лейкой
укоротить стихию. Но
случится фейком
чуть тронуть верхние пласты,
с пустячным смехом
пусть люди шепчутся, что ты
мозгами съехал:
«Под тот сушняк – пустой расход
воды, чудило.» —
«А если вправду оживет?» —
«Какая ж сила
нужна! – орут. – Куда попер!
Тут разве речку!
Ты, как всегда, наперекор:
затеплить свечку —
мол, стало б каплю посветлей…
А на хрен, братцы!»
Я три недели ждал дождей,
да не дождаться.
Стихии ль, власти произвол,
толпы зевота…
Но лью, пишу, хотя бы в стол —
ну, должен кто-то.
Эпос, не эпос – итог
грустных, увы, созерцаний,
не до иронии вовсе
той, что со-спутник сложил.
Муза скупая моя,
тормози, не давай размышленьям
сбиться на менторский лад —
на героику лиру настрой!
Как тут, когда второпях
прет такое смещенье понятий
о героизме, какие
трагедии – цирк шапито!
Думалось, время сползет
и замученных, и вертухаев,
от разливанного моря
водки очнется народ.
Дети вчерашних детей,
грезилось, двинут в музеи,
вздрогнет забытый катарсис
в амфитеатрах опять.
Кто ожидал бы, что им,
казалось, в годах электронных
взросших, где столько дорог —
кайфом тупой Колизей!
Хлеба и зрелищ бы… Что ж,
спорт есть спорт, но когда вместо пленных,
бьющихся на смерть за жизнь,
хлюпики тыркают мяч!
Цезаря, Брута взамен,
где тоже тщеславья без меры,
только возвышенный долг,
слава превыше всего —
воры, пигмеи пришли
от зловещих провалов лубянских.
А миллионы – ура!
Муза, как это снести?
Нет, не высокий сюжет
нам подкинули новые боги,
если смиренье в ответ
или тупой фанатизм.
Время пародий, увы, —
быть подпевалой в спектакле,
что разыграла толпа
ради все тех же монет
к трону прорвавшихся, кем
рабски увечен, увенчан
очередной простачок.
Звездам, как девам, краснеть…
Вопли где жен, матерей
где неизбывные плачи,
тех андромах и гекуб
где пререканья с судьбой,
что заплутала опять
в низменных наших страстишках
ради ль того, чтоб сложил
эпос бессмертный слепец?
Муза, с чего же теперь
манишь к извивам изящным,
где поэтический блуд
затемно стянет строку
набок куда-то, не вглубь
да с оглядкой на прежние слухи,
где, представлялось, не так
был безнадежен абсурд?
Шире вселенной спираль —
наша воронка все уже:
близится новой войны
неумолимый виток.
Иеремии зарев,
жалкий вой полудурки Кассандры
приостановят прогресс?
зуд продвиженья смутят?
Копьям на смену, мечам,
где не мышцы решали, а храбрость,
серость наука взвела —
ядерный вздернулся гриб!
Муза, уж речь не идет
о достоинстве, мудрости, чести,
жизнь популяции – пыль,
дунул – как не было нас.
Да и когда б лишь «венец
разума» – стонет Природа,
пара веков – и Земле
в космосе не устоять…
Боги всесильные, вы
притерпелись как будто, смирились —
силы какие-то вас
тоже гноят на цепи?
Мы под спецслужбами – вы
от заплечных своих осторожны?
Трубам архангела петь
машет какой Демиург…
Читать дальше