Александр Димитриев - Не спеши уходить… Избранное

Ощутив прощание стиха,
ты ушла, в руке его сжимая.
Трепеща как бабочка живая,
в голосе твоём он затихал.

Только оторвавшись от земли,
ты не назвала его последним.
Между мной и небом ты – посредник.
Светлой будет наша встреча, Ли…

В плен одинокой пустоты
я, засыпая, буду падать,
с подушки смахивая память.
Но как забыть о том, что ты

опять за сизой пеленой
дождя, уйдя всего на сутки,
и с ним вдвоём не ради шутки
стучишь в окно: «Побудь со мной!»

Пока вечерняя пастель
тебя найдёт в разлуке краткой,
ночь застелила мне украдкой
неразделённую постель.

И сны со мною vis-à-vis
уже рассвета не дождутся,
боясь с тобою разминуться, —
зови меня иль не зови…

И воскреснет любовь – та, которую предали подло,
та, которой вдагонку истошно кричали: «Распни!»…
Нам нельзя покидать до конечной черты свои сёдла
в этой скачке времён, где секундами скомкались дни.

Нам нельзя уставать: месяца заменили минуты,
и так мало часов есть у нас от непрожитых лет.
Нам нельзя продавать недодел за бесценок кому-то,
как купить невозможно бесценный обратный билет.

Нам нельзя предавать нашу память, что выжила с нами,
предаваться унынью, ведь ложь – это попросту грязь.
Сохранив свою правду, предстанут часы пред веками,
и простят грехи тем, кто раскается, скорбно молясь.

Хоронится Земля для людей внеземной атмосферой,
и на тверди семьи человечества зиждется твердь.
И, привычкою став, воскресает любовь вместе с верой,
с благодатным огнём новой жизнью поправшая смерть.

Когда совсем не пишутся стихи,
возьми с собой какое-нибудь чтиво
и отряхнись в плену речитатива
чужих идей, изложенных учтиво,
от собственной словесной шелухи.

И станет это пение стихать,
и увлекут тебя другие звуки,
и к чистому листу потянут руки,
чтоб ты опять обрёк себя на муки
рождения зачатого стиха.

Пополуночи пять. Свет исходит из темени.
Ветер стих в неуёмном желаньи завыть.
Оба мира застыли в пространстве и времени.
Час голубки встречается с часом совы.

Ждут рассвета все те, кто оставлены взаперти,
видя мир проходящий из мнимых окон.
Ждут рассвета и те, кто остались на паперти
и взывают о помощи святость икон.

Даже те, кому многое было обещано,
ждут заветный рассвет как от рая ключи.
Только наша планета – страдалица-женщина —
уравняла иных, кто навечно почил.

А багряный восход не прольёт слёзы алые,
но кровавой росой нам омоет сердца.
Вместе с ними воспрянет душа обветшалая,
грязи серые маски стирая с лица.

И обнимет Земля, просветлев, небо синее,
как пройдут по ней ангелы – только без крыл.
В жизни вечной мы встретимся с ними, красивыми,
отзываясь на радость, где каждый открыт.

Пусть же все, кто ушли, вместе с нами возрадуются
в скорбно-праздничный день, называемый Радоница.

Весеннего дождя внимаю ектенью,
и возгласом её заканчивает дьякон —
нежданный первый гром, что будит страсть мою
в молении чужом, толпою туч оплакан.

Но вот и он затих, не достижим ветрам,
и прекратился плач, очистив звёздный купол.
Ты сам вошёл в меня – природы вешней храм,
и покидать тебя – безжалостно и глупо…

Пошлю тебе радость по почте простой бандеролью —
в картонной коробке на вынос – кусочком вселенной
в проклеенных книжках, уверенно сжившихся с ролью
остаться на добрую память мечтой вожделенной.

В эпоху застоя, в период глухого бесстишья
я вечность свою изрубил на пустые мгновенья
в наивной надежде прервать роковое затишье
по взмаху крыла иль дающей руки мановенью.

Улиткой свернувшись, развитие шло по спирали,
на свет и тепло ориентируясь – просто и ясно.
Мы сторону солнца в дороге всегда выбирали,
забыв, что она наиболее будет опасна.