Мария Жиглова - Сталину

«Ты смотри, – мне скажет Пушкин, —
гуляют,
Как гуляют они, милые, вместе!»
И втроем мы из этой из кружки,
Пушкин, Дуська – да, и Дусечка
с тестем.

И живет опять одна мама Маша,
Мама Маша так однажды сказала:
«Погляди-ка, вот и доченька Даша
Кашку с пивом из тарелки лизала».

Погляди, вот пирожки на тарелке.
В Царство Божие пошли за блинами.
А в Москве я постояла на Стрелке,
Там стояли старики с орденами.

В Царство Божие ведет та дорожка.
Но мне, видимо, опять показалось,
Что подонки на дорожке немножко
Чуть подальше пошли, эка жалость.

Эка жалость, скоко денег уплыло.
Вот вам, братцы, я опять шизофреник.
И меня опять иуда казнила,
Эко денег у меня, эко денег.

Это вам не шульки-бульки, иуды.
Это жизнь, и вся любовь, и поеду
Я отсюда в лагеря, но не буду
Возвращаться я к Арону-соседу.

Дочку маленькую звали Аришка,
У Аришечки животик раздутый.
А любовника мово звали Мишкой,
То-то важный, то-то ходит надутый.

Долго ль будешь пухнуть тут, на морозце?
На морозце ты, несчастная, стояла.
Богоматерь очень тихая просто:
«Ты подумай», – улыбнувшись, сказала.

Посижу я, погляжу на куплетик.
Ах, игрушечка вышла, не песня.
Как бы вовсе нам не вышел билетик
На то кладбище на Красной на Пресне.

И стою я под окном у иуды.
«Стой». – Стою я и молчу со свекровью.
Боже, Боже, я надеялась на чудо,
Чудо вышло все, как пулька под бровью.

И Апостол Петр опять поклонится.
Это он тогда сказал: «Бог с Тобою!»
А теперь что мне, наш Боже, приснится,
Как когда-нибудь глаза я закрою?

И стою я под окном, под окошком.
«Стой». Стою я и не крикну ни разу.
Господи, я все надеялась и верила.
Господи, скажи, где чудо.

Что ж ты, киска моя, плохо поела?

Повторяла: «Она мало поела…»
А любил ее полковник-иуда,
А когда ей все опять надоело,
То пошла она опять на Лубянку
И рассказывала про Него, покуда
Ее душенька опять не полетела.

А он опять любил ее по пьянке,
Называя себя спьяну Мишелем.
А на этой на проклятой Лубянке
В ВЧК-ЧК ей дали украшенье.

Напишу-ка я здесь слово «Мишелька»,
Хотя Мишенька ни в чем не виноватый.
Получал он в магазинах снаряженье
И от голода ходил, словно ватный.

А теперь Мишель под прицелом,
Повели-вели куда-то на дворки…
Что ж вы, что ж вы, господа офицеры,
Что же вы не расстреляете Ольку?

Я, пожалуй, тут немного побуду.
«Что же, – скажет Мишка, – мне
не Воскресенье?»
А она опять с полковником-иудой
В новом домичке справляет новоселье.

Я, пожалуй, с ней немного побуду,
Посмотрю, как плачет у распятья.
А потом с полковником-иудой
Заберет мое шикарное платье.

Что ж не плачете по нам, вы, подонки?
Что же, в лагерь я пошла, ночью в лагерь.
А она в моей старой дубленке
Говорит себе: «А что пишет Бабель?

Что он пишет, и нельзя ли своронить?
И нельзя ли Мишку Бабеля просто
Уничтожить, пока ем макароны,
Ну а он перелистает «Окна РОСТА»?

Ах вы, милые мои лагерочки,
Лагеря да вы мои расписные.
И в Раю у Мишельки выйдут строчки.
Жаль, не знаю, Мишка, только какие.

Позвони-ка на небо, в штабы,
Чтоб сегодня не замели.
А сегодня в больнице «Столбы»
Мне пригрезится край земли.

Припев:
А в Сибири стояли столбы,
А в Сибирь меня привезли.

А в Сибирь меня упекли.
Пьем чаек, чай на кухне своей.
Если бы меня увезли
Из казенных родных лагерей…

Припев.
Край степной, богатая Русь.
Край хор-роший, великая кровь
Пролилась, и опять я согнусь,
И опять кипятит свекровь

Свой чаек, свой некрепкий чай.
И опять на себя посмотрю.
Милый мой, по мне не скучай.
Я тебя любила, люблю.

А в Сибири есть лагерь «Кресты».
В Ленинграде опять рассвет.
И когда разводят мосты,
Бог опять выключает свет.