Мария Жиглова: Сталину

Интересное дело творится в стране,
Интересное дело – оно не по мне.
За фашизм председатель родного
кабмина,
За фашизм и народы Украйны; дубина
Государева – палка, что о двух концах.
Из Сибири уехать? – И дело с концом…
Но тогда загустеет удушливый страх,
Но тогда я себя назову подлецом.
Ты борись, дорогая несветлая Русь,
Ты, Россия, восстань, будто в годы
войны.
А удушливый страх не вернуться? —
Вернусь.
И верну себе орден от белой страны.
Человек! Ты народ, а народ – человек.
Человечнее не было слова «Завет».
Но в проклятый, немецкий,
украинский век
Ни Христа, ни надежды, ни Пушкина
нет.

Шаг за шагом все глубже
проходит Слово,
Что говорил тебе твой отец,
И дева Мария смотрит сурово
На Россию с Украйной, и вот конец —
Когда на Союз наш сыпались бомбы
И когда наш Жуков Берлин воевал,
И когда в Керчи были катакомбы,
И когда фашистов мой дед убивал,
То тогда великой была Россия,
И тогда мы знали, что наш народ
Был единственным в мире, как
Тот Мессия,
Был со многими… И снова меч
свой берёт
Покровитель России – святой Никола,
И еще – впереди него спешит
Мой убитый брат из донецкой школы,
Не умерший в храме моей души.

Земля ребриста, не шарообразна.
Ты, первобытный, разжигай костры —
Копье, трава и мамонт безобразный
Понадобятся богу на дары.
Дары богов мой воин духом чистых,
Племен несет женам и зрит Мой гнев.
Гнев божества в лесистых и скалистых
Местах – не молния, пугающая дев
И мальчиков, а голод, вечный голод,
И вождь их племени находит
вечный повод
Разделаться с соперником своим
По креслу. Вот и мы уже стоим
И видим Зевса, и дары, и молод
Убийца Бога. Мы на ужасе стоим.

Мы мчались к смерти. Кони на бегу
Остановились – больше не могу
Я гнать коней. И этот райский сад,
Что был уж виден, стал лишь издалече.
«Мне суждена таинственная встреча» —
За этим пением есть рай иль вечный ад,
Кто знает – Гамлет? – что нам суждено,
И лес глядит в открытое окно,
Автомобильный синий маячок
Всё по Морскому едет… Пей вино
И «Carpe diem» говори, сверчок!

Казахстан. Достоевский. Жид —
Слово бранное, но война
Без него не пойдет. Держись —
Я одна, и победа одна.
Ты с любезностью воевал,
Нелюбезное дело – смерть.
Рай. Сибирь. И лесоповал.
Как до лагеря мне успеть,
Чтоб добраться-то поутру
До синюшно-серых людей?
Я опять ямщика наберу.
И опять наш Ф. М. – злодей.
Из расстрелянных, ссыльных же
Изошла страна, изошла.
Как машина на вираже,
Все заносится. Очень зла
Наша Русь. Девятнадцатый век.
И усатый юный бомбист
Доказал себе, что человек
Происходит, видать, от убийц.

…Хлеб гороховый, сибирский лес.
Край таежный, алтайская степь.
В телефоне звенит диез,
А звонок вам – уже без тем.
Наяву наскребу медяк
Двушки, карточек. Opera.
Вы со мною дружили, босяк —
Вот косяк, игла и жара
Тридцать пять градусов. Девясил,
Девясил – соляной цветок,
Ядовитый, и не носи
Больше платьев, ведь изнемог
Наш Овидий уже давно.
У него пневмония была,
А Сафо его, а Сафо —
Вот разбилась, и все дела.
Не Сафо вы, а я – Сафо,
Мой Овидий меня перевел.
Хорошо мне жить, веселó!
Бога нет – ведь король-то гол.
И материя – как цветок
Пустотелый, и нет души.
После смерти исчезнет ток,
А при жизни все хороши.

И затменья затемно глаз пауком
Ищет, ищет.
Ты со мною уже не знаком.
Пищи! Пищи!
На Есенина был поход
Фиолетовым цветом
Глаз. Рыжих кос
Нету.

Юность беглая по Москве —
Свету! Свету!
Еврипида в Таганке две
Пьесы. Нету
Капель йодных на небесах —
Света солнца.
Время, что на моих часах —
Время бессонницы.
Я пишу пока начерно жизнь —
Света нету.
При свечах, говорю, пиши
Смерть поэта.
На Есенина был он похож
Синим светом
Глаз.
И опять его чертовых кож
Нету.
Сглаз.

О прелестнейшая Муза,
Муза Драмы!
Режиссер почешет пузо,
Станет прямо.
И с актрисою внаклон
Он заставит бить поклон
Седовласого актера. Вижу даму.
Дамочка в ряду сидит
Двадцать первом…
И на месте – вдруг проспит? —
Двадцать третьем.
Разбудить ее пора,
Дама выпила в антракт,
Смотрит пьесу государь
В лихолетье,
Николай наш царь Второй.
Смотрим: Лермонтов-герой —
Арбенин
В маске, а герой второй —
Ленин.
Тени.
Дальше я не помню как.
Лермонтов – наглец, простак
И пиесу выбрал без
Междометий.
Мало молоду царю
Снова прозой говорю:
«Нате, смерти».
Вот кавычки, вот струна,
Вот и царская жена,
Мальчик в смерти.
Веришь бедному народу?
И бросается под воду
Бес-Распутин.
Утонул он, черт святой?
Он застрелен молодой,
Бес попутал.
И икона из Торжка
Николай-царя пока
С Куклой
У наследника.
Год 17-й. В Торжке
Кутим.
И Юсупов под конвой
Выходит.
И проходят царь с женой,
Водит,
Водит, водит всё метель.
И расхристана постель
Снова.
Бога нету?
Нет как нет,
И Христос дает ответ:
Проклят, цари, ваш совет:
Бога нет, России нет.