Мария Жиглова: Сталину

Этот парень босоногий,
Как безносый мальчуган,
Как Амур, крылат, и ноги
Он расставил – стрелку дам.
Про любовь рифмует вирши
И, крылат и босоног,
Он хорей четверостиший
Распевает, чисто бог.
Головеночка в кудряшках,
Он стреляет, не любя —
Погадаю на ромашке,
Девушка, и про себя
Повторяю: милый, милый,
Что, сегодня не придешь?
Но Морфей уж сон бескрылый
Навевает, нехорош
Сон сегодня мне приснится… —
Мальчик, снова брось венки.
И сквозь черные ресницы
Вижу елки и колки
В Греции или в России,
Все равно – везде молва
Ходит, в храм святой Василий
Входит, слышится едва
Голубиная повадка —
Ухожу, красиво врешь.
А любовь была несладка,
А разлука – острый нож.
И, чего не попросили,
Я себе опять скажу:
Ходит в храм святой Василий,
Я сегодня ухожу.

Это так ломко —
Стих о закатах.
Кремль мой в обломках —
Я виновата.
Дело, как щавель,
Кисло и звонко,
Быстро и бисер.
Кормит ребенка,
Кормит мамаша,
Черные тачки
Едут кто дальше.
Русь в печенегах,
Кони лихие.
Воля и нега —
Други плохие.
Денег и хлеба,
Хлеба и зрелищ —
Воля, и в небо,
Видимо, въедешь.
Черные тачки —
Вру, вороные.
Быстро и ходко
Едет Россия.
Воля, и небо
Видно из двери.
Душно. Без хлеба —
Даром. Как дерево,
Рубишь ты головы.
Даром – без хлеба
Голодно, холодно,
И из подъездов,
И по перилам…
В храме не место
Нашим могилам.
Брови напрасно
Хмуришь, мальчишка:
Край мой прекрасный,
Закон твой, как дышло,
Губит сегодня
Вора и ляха.
Хватит. Как сводня,
Русская плаха.

Иконка – как капелька йодная,
А я сама – капелька ртутная,
И жизнь моя простонародная,
И речь моя – голь преступная.
Стихи мои – жизнь переветника,
Как в летописи, начинаются.
Надежда на жизнь неуютную,
Как злая безумная, мается.
Рука моя – левая, правая,
Как сено-солома, их путаю.
И право на жизнь поминутное
Опять и опять выбираю я.
Иконы и лики святые мне
Уже не блазнятся, а кажутся,
И бомж все лежит на простынке, не
Спит и красиво куражится.

Мой дом, мой удел – мы кочевники,
Уходим из греков в варяги.
А церкви красиво ковчегами
Плывут по тончайшей бумаге.
А купол-то, купол-то – маковка
Зеленая, с звездами синими.
Уехать – куда? Я от матушки
Пришла в монастырь Ефросинией.
И я подошла на рассветную
Молитву, которая засветло.
Машуня, тебе не советую
Остаться – ты пишешь не набело.
Машуня, тебе не советую
Идти в монастырь Богородицы.
И тут я пошла на Советскую —
На улицу, в школу, где трудится
Учитель простой: не советую
Учить, сочинила ты плохонько —
Про жизнь напиши про советскую,
Что знаешь, гуляя под окнами,
Про дом свой в Сибири, где мается
Надежда на революцию.
И вновь просыпаюсь: покаяться
Во сне означает проснуться.

Каждый жил до нас, но не умрет
Наше молодое племя века.
Ровный желтоватый свет – вперед —
Жизни, и небесная, как ветка
Роз, лошадка падает в кусты.
Ходит племя, дерзкое, как лошадь,
И упадочный желтеет диск —
Этот свет не видим я и ты.
Выхожу одна на эту площадь,
На манеж. Колышется, шиздит,
Как за мной – карета и каретка
Пишущей машинки полевой.
Я живу пока что не полвека.
Я пока живая. Ты живой.
Я слепа, но вижу человека.

Гори-гори ясно,
Чтобы не погасло!
– Вот тебе спички,
А вот тебе масло.
Вот тебе тапки
На красные лапки.
Вот и носочки
Для нищенки-дочки.
А у старой еврейки —
Цепочка на шейке.

И тетка улыбается, как черт.
– Гони деньгу, здесь все наперечет.
– Мы не должны сегодня оставаться.
– Но мне давно известен Ваш расчет.
Гони скорей, таксист, мне суждено
Одной остаться; выпито вино
Моей судьбы, и надо расставаться —
Расстраиваться. В желтое окно
Гробы глядят. Минута из минут —
И привиденье детское, и трут
Зажженной зажигалкой сигареты.
Я говорю: да вот она, поэты
Себя не ищут, рифмы только жнут.
Как жгуч любовник-Аполлон, красив.
Но мне сегодня не хватает сил,
Кот пьет ликер, а кошка режет мясо.
Таксист, давай сейчас притормозим.
И месса, Mass, и Маша
Все в мисс маман не превратится. Мгла.
В ночи сияет месяц, как зола
Багровая в угольях костерка,
И очень детская и хрупкая рука
Меня уж душит, миру подражая.
Кот пьет вино теперь, и женщина
рожает.
И Аполлон уже соображает,
Что спорить с ним не мне. Ну все, пока.