Александр Лизунов - Эхо света. Книга стихов

А в городе уже невмоготу.
Всё, чем я жил, что в нём любил когда-то,
Ушло за грань, за красную черту,
За роковую точку невозврата.

Глухое эхо: «было, был, была…»
Больнее всех разладов и размолвок
Застряла в сердце чёрная стрела —
Убитой малой родины осколок.

Остаться? – Нет, – прости, – не суждено
Вписаться в эту нежиль, в этот морок
С холодными огнями казино,
С хоромами «крутых» среди каморок,

Где больше нет минуты тишины
И мутен небосвод от сизой гари,
Где пиво пьют у школы пацаны,
Не знающие, кто такой Гагарин.

А те, кто на плаву в моём роду,
Уставшие от Ницц и Эмиратов,
Хотя и не кричат «Невмоготу!» —
От той же чёрной боли умирают.

И я здесь сам не свой. И не зови
В пустую суету, в чужие страсти,
Где и молитвы – сами не свои —
Уходят в безвоздушное пространство.

По городам и весям сколько
Путей-дорог измерил ты,
А до деревни Барсуковка
От тракта только три версты.

Дойдёшь, доедешь ли, – увидишь
Дом с мощной ёлкой у ворот,
Где, городской отринув кипеш,
Барсук тот самый и живёт.

Он, удалившийся от миру,
По скайпу навещает вас,
И пёс его, как антивирус,
На страже с именем Аваст.

Он может сцапать кур и кошек,
Как вредоносное ПО,
Ну а хозяин – зверь хороший,
Зазря не тронет никого.

Он что-то в жизни понимает,
Он скажет:
– Мир – три дэ кино,
Где столько классных анимаций,
Любуйся, выглянув в окно.

Но лезть в подробности неловко,
Ведь до конца не знает он,
То ль виртуальна – Барсуковка,
То ли над нею – Орион.

…А здесь, среди берёз и редких сосен,
Из-под ладони можешь подсмотреть,
Как дальний самолётик в центре Солнца
Застыл, как будто мушка в янтаре.

Там ветер, спохватившись, отгоняет
Других неосторожных летунов
За арку ту, что на глазах меняет
Оттенков яркость и полутонов.

Но глазу, видно, мало этих красок,
Ему ещё бы ультрафиолет
Добавить в радугу, а с ним и инфракрасный…
Ну а она растаяла в ответ.

И ветер стих, и тени всё короче
В полуденном сиянье янтаря,
И только дождь слепой по этой роще
Бредёт наощупь без поводыря.

Одно и то же в ленте новостей
Показывают вам картинки теле:
На трассе «м» столкнулись две «ГАЗели»,
В Кремле высоких приняли гостей,
В Тамбове митинг, стройка в Элисте…
А главное событие недели:
Скворцы прилетели!
Они над мегаполисом парят, —
Там стадионы, банки и дворцы,
Где под стеклом из золота скворцы,
Создал которым певчий аппарат
Левша или его Кулибин брат.
– Ну как живые! – говорят отцы,
А дети смотрят в окна, – молодцы,
Какие-то из них не проглядели:
Скворцы прилетели!
Да прилетели, точно, – видел сам,
Прислушивался сам к их голосам,
Коря себя при всём при этом, грешник,
За то, что позабыл прибить скворечник.

Ночь – это окон вычитанье, —
где свет горел, теперь темно.
Одно лишь – явно не чета им —
не гаснет жёлтое окно.
И человек, что в нём маячит,
как одинокая сова,
такой же мучится задачей,
где вычитаются слова.
И скоро, скоро от дневного
числа их в столбике «дано»
останется совсем немного:
три слова,
два,
потом – одно.

«Душа не на месте» —
когда не совсем ещё худо,
а только морока и смута,
разброд и шатанье, —
плохая работа, погода,
ломота-простуда,
любови остуда,
куда утекла наша тайна.
Увы, бедолага!
Но где оно, впрямь, её место? —
В телесном небесная бронь,
без постели плацкарта.
Пока интересно,
не кажется жёстко и тесно,
когда ж надоест,
поменять проводник не пускает.
Душе не прикажешь, —
момент улучила, сбежала, —
ищи ветра в поле,
исчезла, пропала без вести.
Быть может, кто видел? —
«Довольно худа, моложава…» —
Остались вот вещи,
да только сама не на месте.
А там, где зияет
пустая сердечная чакра,
так холодом тянет,
что лёд на стекле намерзает.
Забыться за чаркой,
пуститься по следу с овчаркой —
за этой беглянкой,
за этой плутовкой, мерзавкой?
Была же на месте!
Раскинулись пики и крести,
какая опасность
её стережет в предрассветье:
выходит король,
этот чёрный наездник, наместник,
заблудшие тёплые души
ловить в свои сети.
Беги, возвращайся! —
как свечка коптит под иконой,
и там уже, кажется,
стражи все створы закрыли…
Тогда, наконец, —
тихий плеск, лёгкий шелест знакомый,
и лишь в этот раз —
чуть сильней опалённые крылья.