Сергей Васильев - Стихотворения

Нежность – в котомку, рябину – в лукошко,
Только уже не пробиться к острогу:
Белая крыса да черная кошка
Перебежали нам нынче дорогу.

С мордою длинной да с шерстью морозной,
С желтыми да голубыми глазами —
Нас одарили улыбкою грозной
И запропали по-над небесами.

Что же теперь нам с тобой остается
В жизни дремучей, в ночи запредельной?
Впрочем, чужое вино не прольется —
Прочен сосуд безмятежно скудельный.

Лишь бы нас ангелы не повязали,
Прочие нас никогда не увидят.
Переночуем, дружок, на вокзале
Да поглядим, что из этого выйдет.

Глина, бабочка, странник, звезда,
Почему-то не ставшая прахом.
А над ними гремят поезда
Жестяные, гонимые страхом
Беспричинным и шумным, туда,
Где течет неживая вода.

Там стоит высоченная рожь,
Там проклятье твое и спасенье.
Там, во ржи, ты однажды умрешь,
Но в субботу, а не в воскресенье.
Впрочем, тему бессмертья не трожь —
Для бессмертья ты слишком хорош.

Угадай, как зовут голубка,
Воровавшего нежно и трудно
Зерна страсти угрюмой с лобка
Той, чья плоть, словно рожь, изумрудна?
Ты не знаешь ответа пока,
Потому и печаль глубока.

Что я скажу, когда
Вернусь из темной чащи —
Что мертвая вода
Живой ничуть не слаще,

Что ночь была длинна
И вечность у порога
Чернела, как луна
Во лбу единорога,

Что солью ледяной
Печаль Твоя горела,
И горсть земли родной
Единственно и грела?

Зачем тебе нежность, дружочек,
Средь грязи окопной и вшей?
Скорее в холщовый мешочек
Пшеничное счастье зашей.

А лучше сумой переметной —
Ну чем не блаженство, скажи? —
Как лентою той пулеметной,
Широкую грудь обвяжи.

И с Богом – дорогой острожной!
Присядешь потом на пенек —
А день-то какой осторожный,
Какой распогожий денек!

И ворон на пашне во фраке —
Не бойся, не будь дураком:
Кругом не враги, а овраги,
Не люди, а звери кругом.

Ни веточка не шелохнется —
Глотай себе горюшко ртом,
И жизнь невзначай обернется
Лукавым чеширским котом.

Припомнишь, от счастья хмелея,
Что ждет тебя – кружку до дна! —
Не Лета и не Лорелея —
Россия, Россия одна.

И пусть тебя вскоре, как липку,
Дорожная жуть обдерет,
Но ворон запомнит улыбку
И сладкие слезы утрет.

Рыжая глина и воздух какой-то противный —
Жирный, асфальтовый, лживый,
кооперативный.

Жизнь, как ни грустно, похоже,
свое отсвистала,
Стала пугливой, и, стало быть,
шелковой стала.

Вот и живи теперь с этой брезгливой улыбкой,
Вот и глотай этот воздух противный и липкий,

Вот и меси эту глину, круши эти кроны —
Галки одни на твои прилетят похороны!

Любая ложь блаженнее стократ,
Чем разговоры ссыльных на Тоболе —
От них бы отшатнулся и Сократ,
А уж Платон изнеженный тем боле.

И нам ли о бессмертье говорить,
Когда душа в плену дурных привычек?
Уж лучше солью в котелок сорить,
Варить уху из неживых плотвичек.

Уж лучше, спирту хватанув с лихвой
И разомлев, как тот медведь в берлоге,
Глядеть, как звездочки над головой
Всю ночь ведут глухие диалоги.

Ночь. Крутые бока
Девы, Овна, Тельца.
Смерть не страшна, пока
Нет у нее лица.

И, чешуей шурша,
Млечный змеится хвост.
Вздрагивает душа —
Трудно жить среди звезд.

Этот просторный хлев
Нам все равно не впрок,
Скалит ли зубы Лев,
Плачет ли Козерог.

Я распростерт во тьме,
Движущейся, живой.
Я себе на уме,
Сиречь я сам не свой.

И, опален огнем,
Думаю, весь в огне:
Я ль обитаю в Нем,
Он ли живет во мне?

Но, ощутив в горсти
Маленького зверька
Веры, шепчу: «Прости,
Господи, дурака!»