Владимир Мавродиев - Избранное

Ты выйдешь побыть на народе
и, в очередь встав у ларька,
увидишь: в огромной свободе
летят над тобой облака.

Сияет лучисто и юно,
и блеск этот неудержим,
зелёное солнце июня
над городом белым твоим.

Ты купишь газеты и хлеба
буханку: просила жена.
Но этого ясного неба
ужалит тебя глубина.

И всё обновленье природы
закружит тебя, мельтеша.
Пьянящим желаньем свободы
на миг захлестнётся душа!

Упругими рывками
летит, рождая шум.
Строкою
заарканю!
Но разве удержу?
Посланец дальних бурь
и волн ревущих спутник,
тугие ветви спутай!
Клони на Волге буй!
Да, тишина нужна,
но, видно, в том и счастье,
что вскоре
по ненастью
соскучится душа.
Чтоб сердце в ходе дней
постоя не просило,
гуди
в крови моей,
ветров шальная сила!
На склоне дней моих,
когда сомкнутся веки,
пусть скажут:
«Да, он стих…
Но стих,
как волжский ветер!»

Рву недавние стихи,
что казались так удачны!
Только так.
И не иначе.
Ради будущей строки.

Спать ложусь, забыв про ужин.
Пред глазами до утра
строчки порванные кружат
в темноте,
как мошкара…

«Тебя начинают бояться,
ты, нежность, почти не нужна.
Погладить собаку стыдятся
иль вынести птицам зерна.
Спокойней живется и лучше,
не надо тебя задарма.
На смену тебе –
равнодушье
вползает в сердца и дома…»
Так думалось мне. Но, пожалуй,
я в том усомнился на днях,
когда на случайном пожаре
стоял среди прочих зевак.
Домишко горел. А на крышу
котёнок залез, дуралей.
А пламя – уж окон повыше…
Сгорел бы, жалей не жалей.
Мальчонка, увидев, заплакал…
И, хоть не бывает чудес,
облившись из хриплого шланга,
пожарный на крышу полез.
От сажи и дыма весь чёрный,
он вынес его из огня!
И, глядя на них, восхищённо
толкалась вокруг ребятня.
И лица, смеясь, розовели.
Кота потащили домой…
Как просто меня разуверил
добрейший поступок такой.
И я, благодарный за это,
шёл, веря теперь наперёд,
что в людях добро не умрёт.
А нежность порой незаметна –
травою под снегом живёт.

Когда деревья ветер гнул
и в сапоги вода текла,
мы заступали в караул,
но не о том печаль была.

О том жалела наша рота,
шагая молча под дождём,
что вновь
нелётная
погода
и мы напрасно почту ждём…

Я почтарю порядком надоел,
еще у КПП его встречая…
«А ты не потерял письмо случайно?»
Он улыбался, ну а я мрачнел.
Как говорится, кто служил – поймёт,
как писем ждут солдаты в первый год
от ставших сразу ближе матерей,
но больше – от единственной своей…
К нам в сопки письма шли зимой подолгу,
и ожиданьям не было конца.
Я ждал.
Я вспоминал тебя и Волгу,
всё почтаря встречая у крыльца…
Но гасли дни и долгие недели,
а письма где-то ехали, летели…
В Приморье серым декабрём мело,
когда твоё письмо меня нашло.
Я возвратился, помню, из наряда
и валенки огромные снимал.
Почтарь мне буркнул:
«На… из Волгограда…
А то ты от страданий отощал…»
А я сидел, не понимая, сонный,
уставший от метельного огня.
И надрывал конвертик невесомый,
и чуть дрожали руки у меня…

Приснись мне под утро, когда
стекает
по стёклам
звезда
и в трубах угрюмых вода
неведомой птицей воркует.
По сотням дорог пронесись,
сумей,
обмани,
доберись,
склонись надо мною,
коснись
почти что живым поцелуем…

А дни летят неудержимо.
Ворвался март.
И снег убил.
Проходит равнодушно мимо
пора весны,
пора любви.
Исколото штыками небо,
на скулах сопок ветер лих.
Так далеко ещё я не был
от глаз твоих,
от рук твоих.
О них мне думать ежечасно
в тиши
и под снарядный гул.
Ведь я с тобой
не разлучался.
И разлучиться
не смогу.

У вас уже скоро –
на ветках капели качаться,
степям закраснеться тюльпанами,
Волге синеть!
Картавить ручьям!..
В эту пору у нас на Камчатке
метель умирает,
рождается март в круговерть…
Ещё нам не скоро
приметам весны удивляться,
ещё и в июне
на сопках сырые снега.
Как чумы коряков,
над нами вулканы курятся,
пока не закроет их
белой стеною пурга.
Солдатское утро!
Подъём ветерком пронесётся.
Скорей из казармы!
Утихла пурга, и вдали
подводною лодкой
из волн подымается солнце!
И курсом нелёгким
идут в синеве корабли.
Высокие волны,
зелёные, с пеной седою,
о мыс расшибаясь,
в бессилье внезапном хрипят,
и чайки снежками
летают над стылой водою,
на волны садятся,
над бухтой снуют и кричат.
Камчатка.
Граница.
Начало родимой России.
Здесь в серой шинели
зарю мне встречать не одну…
В военном билете
лежит фотография сына,
который на Волге
вторую встречает весну…