Ирина Белояр - Клаустрофобия. Сборник стихов

Неспокойно, ох, неспокойно,
То ли бродит по дому нечисть,
То ли ближний готовит гадость,
То ли дальний беду несет.
Неспокойно, ох, неспокойно,
Может, просто дождливый вечер?
Но за вечером бродит утро,
И так по кругу, который год.

Воешь волком: злая штука, безобразна без прикрас,
Эта будничная скука, неизбывная, как страсть,
Хоть мертвы, порыты пылью, как лохмотья на ветру,
Были крылья – нету крыльев. Растащили по перу.
Чердаки шагами мерить, влезть на крышу и орать:
Были перья – нету перьев, разлетелись по ветрам.
Тридцать три квадратных метра вплоть до возраста Христа…
Все. И нету даже ветра. Не осталось ни черта.

…А жизнь рулеткою
Знай-се крутится…
Только тут уж что-нибудь одно: уж либо – стерпится,
Либо – слюбится.
Да что ж ты маешься
В этой привязи!
Хрен куда тебя
Она вывезет.

Неспокойно, ох, неспокойно,
То ли кони с работы дохнут,
То ли рылом нечистым в окна
Замороченная луна.
Неспокойно, ох, неспокойно:
За воротами бродит осень,
А за осенью бродит холод,
А за холодом ни хрена.

Полно. Как прежде не будет —
В полночь над бездной летать.
Ветер приходит оттуда,
Где человек не под стать.
Может, я древо без корня,
Степью, о камни звеня,
Бурным, стихийным аккордом
Ветер проносит меня…
В царстве суровом и строгом,
С сердцем, покрывшимся льдом,
Как перед Господом-богом,
Как перед Страшным судом,
Шлейфом бумажного змея
Рвусь из небесных глубин —
– Любишь? —
Люблю, как умею.
Трудно, любимый, любить.
Глянешь, как вьюга над лесом…
Рвешься уйти из нее,
Кто-то – не бог и не кесарь —
Встанет и спросит свое.
Тяжесть надавит на плечи,
Трудно подняться с колен,
Трудно любить через вечный
Холод на этой земле.
Не оттолкнуть и до жезла
С неба рукой не достать…
Полночь. Полшага до бездны.
Страшно, любимый, летать.

Опомнись ото сна, восстань из гроба:
Как судный день, сияет на горе —
Слепой и зрячий, хворый и здоровый,
Иди туда, где празднует апрель.
Иди, сходи с ума, люби, юродствуй,
Не ведая, зачем и почему,
Где он царит по праву первородства,
И все живое тянется к нему.

Казалось – все: вовеки лед не треснет,
Мир коченеет, стынут витражи,
День не придет, Сын Божий не воскреснет,
Оглохнуть, и ослепнуть, и не жить.
На дне души лежит блестящий иней,
Но смутно чуешь: что-то сквозь кошмар
Идет по человеческим руинам
Оттуда, где кончается зима.

Мертво сознанье, чувства незнакомы,
Судьба лежит сожженная в углях.
Но молча выбирается из комы
Покрывшаяся струпьями земля.
И паводок ковром под ноги стелет,
И здравицу вызванивает дождь…
Не ты ли, юный пасынок метели,
Неузнанный, по воздуху идешь?

Балкон. Темнота, сигарета и ветер.
Бульвар. Соловей и мальчишеский свист.
Июньская полночь играет на флейте
Для тех, кто не станет бежать от любви.

Ну хватит, довольно. Никто не из стали.
Да сколько ж латать этот тришкин кафтан!
Мы оба не сахар. Мы оба устали.
Еще две затяжки – и все, от винта.

Там, в парке, цветет фонарями аллея,
Гитара и вопли влюбленных котов…
Двенадцать. Уходит последний троллейбус.
Плевать, не проблема. Поймаю мотор.

И нечего думать. Навеки и сразу.
Грохочет… вот только грозу пережду.
…А пепел дрожит неоконченной фразой
В июньской ночи, самой светлой в году…

Спадает небесная старица,
Кончается время дождей.
Иду, бесприютная странница,
В пути, словно рыба в воде.
Грустить-то не грех – да забыла как,
Не времени нету, ни сил.
Все слезы из облака вылакав,
Смеется глазастая синь.

Все в прошлом – лишь всполохи ранние
С пролога
До самой последней главы —
Играют игрушечным пламенем
Моей полудетской любви.
С собою – лишь самое лучшее,
А горечь плетется в хвосте…
Ах, если б все слезы горючие
Текли от таких лишь потерь.

Не мучайся – я уже выросла
С тех пор, как горела в огне.
Куда бы теченье не вынесло —
Не надо жалеть обо мне.
Вот так. Да и что со мной станется,
В несчастье – как рыба в воде…
Спадает небесная старица,
Кончается время дождей.