Виктор Ростокин - Ожидаемое забвение

Дорогу не осилит пеший,
Ей нет начала и конца.
Кто б ни был ты, святой иль грешный,
Смурной иль радостный с лица.
Куда стопы направишь – всюду
Незрима жизни глубина,
Ширь, неподвластная рассудку,
Как нелюбимая жена.

Не пора ли забиться
На десятый этаж,
В одиночестве спиться,
Чтоб до пяток мандраж!

И глотнув из флакона
Напоследок «Сирень»,
Взять и прыгнуть с балкона…
Одинокая тень

(Ты уже бездыханный
На асфальте лежишь
И с улыбкою странной
В небо стыло глядишь

На виду у паскудных
Окон {долго им жить!})
По стене полсекунды
Еще будет скользить.

Покажется, что ныне очень плохо,
А завтра станет лучше во сто крат.
И что буханка на столе – не крохи,
И что не враг тебе твой кровный брат.

Покажется… Но день приспеет новый,
Минует без особых перемен.
В зерне не поубавится половы.
И тяготит все тот же душу плен.

Покажется… Всего лишь, что покажется.
Подспудный смысл заученной мольбы
Останется, морским узлом завяжется
По воле неуступчивой судьбы.

И ты доволен будешь хлебной крошкой,
Смиришься с тем, что брат твой негодяй
И что ночуешь в продувной сторожке
Заказан путь тебе в небесный рай.

Говорим: «Расстался с детством».
Говорим: «Расстался с юностью».
А в душе тепло от света,
А в душе музы́ка струнная.
Не расстался… не расстался…
И не следует расстраиваться,
Мы такими же остались,
Как в двенадцать лет, как в двадцать.
Только лишь морщинок много,
Ковыля белее волос.
Это жизни путь-дорога,
Непогоды темь и морось.
Искушение, борение —
То земной судьбы накал,
Чистой совести веление.
Так Господь нам завещал.
Ну а старость… Я, к примеру,
Редко думаю о ней
В день цветастый и в день серый
Без навязчивых затей.
Но бывают в жизни «окна»,
Когда гнет спадет с души,
Словно из лучей я соткан,
Настроенье, хоть пляши!
Хоть козленком мекекекай,
Заливайся соловьем,
Босиком вприпрыжку бегай
Под искрящимся дождем!
И я бегаю вприпрыжку,
Руки к радуге тяну.
Вечереет. Рядом с вишней
Я любуюсь на луну.
А когда иль днем, иль ночью
Час прощания придет,
И родня вся захлопочет,
Заволнуется народ,
Страх от глаз чужих не спрячу
(Он до донца наяву!),
Как младенец, я заплачу,
Маму… маму позову
Тонким голосом, неброским,
И не без обильных слез.
С неба будет по-отцовски
На меня взирать Христос.

Шел год в стране 2020,
А может, нет… Но точно в декабре
Был президент наружностью усатый,
И пистолет при нем же в кобуре.
До этого служил простым солдатом
То ль в Никарагуа, то ли в Мали.
И вот он президент! Видать, по блату!
И все пошло кулем-мулем вали!
Звезду рубиновую из Кремля продали
Какому-то из Штатов богачу.
За так японцам всю Сибирь отдали,
Мол, им ее освоить по плечу.
Еще отдали Мурманск Абрамовичу,
Он там медведей белых разведет,
Научит петь (ведь это дело стоящее)
О том, что русский квелый был народ,
Безропотный, послушливый и пьяница,
Он как-то без войны сошел на нет.
Остались в избах за кривыми пряслами
Калека, старики и кот Секрет,
Который в соответствии с сей кличкой
Мог разгадать, когда грядет беда.
Старик к нему:
«Газ будет?»
И тот с печки
Сказал:
«Не будет газа никогда».
Мяукнув, он продолжил предсказанье:
«И нефти скорый близится конец!»
Запричитала бабка:
«Наказанье!»

А дед, на плечи кинув фуфаец,
В чулане взял забытую веревку,
Которою сналыгивал быков
В старинные лета, при той хрущевке,
Когда зимой не обойтись без дров.
Вернулось презабавнейшее время!
А кот себе наяривал с печи,
Он предрекал, что кочет клюнет в темя,
Хоть караул на белый свет кричи!
Он предрекал, что Волжская плотина
Разрушится, провалится в разлом,
На месте моря будет киснуть глина,
И комары летать, рождая гром.
Еще, зевая, кот мяукнул странно,
Что президент совсем не президент,
А робот, видно, засланный с Урана,
Нам, россиянам, вроде б как презент.
Но бабка, в одиночестве оставшись,
Не слушала облезлого кота.
Каб дед не стал бы без вести пропавшим,
Иное все – пустая маята.
Она чугун заправила картошкой,
Глядь, а варить-то не на чем ее —
Пригрубка нет. Печник почил Лукошкин.
Заголосила бабка: «Ой-ёй-ёй!»
Заголосили и в соседних хатах,
Во всей деревне, в деревнях других,
По всей России, сказочно богатой.
…На том и я печальный кончу стих!