Михаил Зайцев - Дорогие сердцу лица

Дождь в захлебе пуще задробит,
На нее глазея бесшабашно.
Но ее ревниво заслонит
Мужняя промокшая рубашка.

Я слышу, я вижу: в чужие края,
Скользя по обветренным сходням,
Уходит наивная вера моя,
Уже безвозвратно уходит.

Но даже и там, в запредельном краю,
Во мраке забывчивом с грустью,
Приметив наивную веру свою,
До самой земли поклонюсь ей…

Притиснут в очереди длинной
К спине невидимой чужой,
С ней, очередью, пуповиной
Незримо связанный, слезой
Незримо-общею омытый,
Жалелый жизнью, ею битый,
След в след ступаю к рубежу —
Как будто бы узнать спешу,
Чего там нет и что дают там,
Каким комфортом и уютом
За все мытарства наградят,
Рассортируют иль подряд
Сбросают всех в котел кипящий?
Не потому ль за мной стоящий
Толкает в спину? Шагом верным
Молчком переступают люди.
И нету в очереди первых.
И не дай бог – последний будет!

Дрожат бокалы тоненько,
Здесь каждый третий пьян.
И бродит возле столиков
Нахмуренный Хайям.
Не изрекая истин,
По крайней мере вслух,
Хлебает супик кислый,
Отмахивая мух.
В меню глядит открыто,
Берет еще котлет…
И вовсе – не «маститый»,
И вовсе – не поэт.
Я так подумал только —
Он на меня как глянет!
И над хмельным застольем
Как грянет!
Высказывался резко,
Не опуская век.
И становился трезвым
Двадцатый век!

…Жую свои котлеты.
Тишь и благодать!
Вокруг сидят поэты,
Хайяма – не видать!

Дерево упало – стало больше света!
Только ветер взвился, ветви шевеля.
Поглядел направо – вертится планета,
Влево глянул – крутится матушка-земля.

Подрубил другое под ядреный корень.
Ветер жарким пламенем на меня дохнул.
Поглядел я в небо – оказался вровень
С облаками легкими, солнцу подмигнул.

К третьему примерился – подкосил, играя.
Приволок три дерева в связке на село.
– Что одна встречаешь, женка молодая,
Где мои три сына?
– Ветром унесло…

На ветхой «копейке» (не даст и гроша
Никто мне за эту машину!)
Над горным Кавказом взлетает душа
И мечется по серпантину.

Здесь смуглые лица приходят во власть!
Их время – под солнцем валяться!
А грешной душе моей негде упасть,
Ну а упадет – не подняться…

Ведь время другое уже на часах,
И близится миг: без просвета
В российских селеньях и в русских лесах
Наступит кавказское лето!

…Зачем же я еду на отдых сюда,
Душой понимая пропащей:
Горька, солона в моей Волге вода
И нет ее чище и слаще?!

В простуженный осенний темный вечер
Стою один на берегу пруда.
И слушаю затейливые речи,
Которые плетет внизу вода.

Ей нипочем ни холод и ни стужа,
Она не горбит спину от ветров.
Она и с ветром сквозняковым дружит,
И с рыбаками у ночных костров.

Ей по душе осенний темный вечер,
Она его касается во тьме.
И на ухо ему, смеясь, лепечет
О ветре, рыбаках и обо мне.

Что подарил мне Бог,
Оно всегда в душе.
А я, что сделать мог,
Все сделал я уже?!

Да нет же! Вновь душа —
Откуда и взялись
Силенки? – не дыша,
Летит, стремится ввысь.

А та летит к душе,
Чиста и хороша.
И вот они уже
Во мне – одна душа!

В день неизбежный расплаты,
В час неизбежный суда
Вспомни: откуда упал ты
И – как попал ты туда?

Вспомнишь тогда непременно
Всю свою спешную жизнь,
Как ты взлетал постепенно,
Падая, падая вниз!

Свадьба. Сыто. Сладко. Горько.
Но уже сквозь дым видны
За горою – горы, горка,
За пригорком – валуны
Жизни повседневной. Это
Пропускает женишок,
Отмечая: свадьба. Лето.
Взгляд дружка наискосок.

Взмахну веслом, упруго оттолкнусь
От берега, заросшего травою.
Захлопает в кустах —
тяжелый гусь
Бесшумно пролетит над головою.
Очертит круг над озером, слегка
Качнется, высотою насладится.
И, проскользнув по глади озерка,
Почти у самой лодки приводнится.
Не шелохнусь.
Гляжу с восторгом я,
Как он плывет,
как распрямляет перья.
Наверно, чует, в лодке нет ружья…
И все же страшно от его доверья!