Михаил Меклер - Судьба в точке пространства

Страны настигают нас в аэропортах.
Люди скачут, как мячик на кортах.
Относительный покой возникает от трения,
тишины о зуммер бесконечного времени.
Парадоксальность создаёт замкнутые очертания,
где тоска порождает невнятные причитания.
Запах исчезающего счастья стал хуже гноя.
Состояние измученной души, это есть паранойя.
Отражение взгляда в чужих глазах
выражает мысли и на словах,
поражает глубину глазного дна,
непонятную болтовню о коллизиях дня.
Слухи раздражают психику,
если кто-то наводит критику.
И когда между событиями наяву
ожидаешь изменений в твоем мозгу,
да еще извращения своего взгляда,
который достигнет слухов променада.
Встань в свободную нишу и закрой глаза.
Представь, как бесконечность исчезает за,
лабиринты и коросты эпох,
где никогда не прорастает мох
и что это умом непостижимая вечность,
а ты в это время летишь в бесконечность.
Не раскрывайся перед людьми незнакомых мастей,
чтобы сохранить форму своих же костей.
Старайся сохранить профиль, а лучше анфас,
не обращай внимания на дерзость выкрутасов.
Из вещей предпочитай серое, цвета земли.
От прицела маскируйся, чтоб не навели,
зная языки, не говори на них,
слушай и делай вид, что притих.
Думай, что смотришь в будущее, и держись.
Расстояние между сегодня и завтра наша жизнь.

Помни, что кто с тобой на одном берегу,
вниз по реке выдадут тебя сразу врагу.
Это диалектика. Все глупости без конца
сделаны с умным видом лица,
руками сумасшедшего подлеца.
Жизнь начинается внутри яйца.
Лучше осознать, что не зря жизнь идёт,
возвращаться назад, но смотреть вперёд.
Всё время думать, что повезёт,
даже если нечет, то будет чёт.
Складывай кубики и строй свой дом,
если хочешь, то в небе увидишь гром.
Проблемы разбивай только своим лбом,
обязательно молись перед сном.
И люби себя на всех языках,
непонятное жестами показывай на руках.
Когда заметишь, что вовсе умер,
и на твою ногу прицепят номер,
уже не спрашивай, который час,
затем зачитают последний указ.
Тогда ты увидишь, как жёлтая птица
высиживает лимоны на поле пшеницы
и как дети самолётов на прогулке вторят вопрос,
почему их не учат мёд собирать и делать навоз?
И зачем деревья скрывают сияние корней и древо семей?
И почему чем чаще рыдают, тем тучи чернее и веселей?
В том мире увидишь, как злятся вулканы,
как океаны выпивают разные страны,
и сколько на небе разных церквей,
как за воскрешение наливают глинтвейн.
После этого уже не надо другим выступать,
не зная тебя, лучше твои стихи прочитать.
Вот когда про тебя уже всё рассказали,
то, что ты написал и тебе написали,
заведомо чувствуй затаившийся крах,
а иммунитетом останавливай страх.
Тогда можно будет себе всё простить,
но сохранить желание себя любить.
Ради этого и стоит творить,
чтобы весело было жить.

Все бредут по исхоженным тропам,
кругом шпили торчат, как рёбра Европы,
но мы простые, смертные прохожие,
купола смотрят в небо и очень похожи
на безликие кругом лица,
словно соски молодой девицы,
ещё не кормившей младенца,
кругом русские, евреи, немцы.
Каждому готово место под надзором,
все под прицелом государева взора,
около той незримости пустоты,
с её притягательностью для темноты.
Длина потёмок короче мысли о бесконечности
и той несправедливости и нашей беспечности,
которая есть на этой земле
и существует просто везде.
Во власти замкнутого бетоном мира,
чтобы произвести из понятий лиру,
надо становиться нелюдимым,
чтобы просто обернуться иным.
Вокруг много разношерстных людей,
трудно их понять. Лучше любить зверей.
В их мордах отсутствует честь,
думают они о том, что поесть.
Звери не могут соврать,
им нет смысла взятку брать.
Они не смотрят назад через плечо,
когда их кормят, не требуют ещё.
Человек создал клетку, где отсутствует тень,
а от чёрных мыслей никогда не приходит день.
Судьбу можно перечеркнуть одним,
приговором, что был судим.

Как образно отмечал Солженицын,
жизнь в кандалах украшает лица.
Ему вторило эхо Бродского досужее,
взгляд изнутри острей, чем снаружи.
Не перечислить тюремных строк,
переживших Ильи Эренбурга срок.
Инакомыслие предмет осмысления,
его вдохновение размножается в заточении.
Рабы любят обсуждать жизнь господ,
когда наступит всемирный потоп,
мы все нырнём в водяное царство,
там и будет для всех наше рабство.
В глубокой воде всё происходит вдруг,
затонувшие города, спасательный круг,
повсюду видны всплески скитальцев,
все свободны, нет отпечатков пальцев.
Только на дне видны крыши тюрем,
остатки живых затаились в трюмах,
выживших кораблей, плывущих к закату,
да подводные лодки прокуроров и адвокатов.
Горизонт чист, к нему надо плыть
и ждать, когда колокол будет бить,
извещая о жизни свободной гордо,
где-то на острове ещё очень долго.