Одет неброско – в костюме Босха,
со слоем грима.
Шагаю мимо
ларьков, лотков, старушек-развалюшек
и других неведомых зверушек.
Шагаю мимо
домов, столбов, витрин комиссионки.
Навстречу мне – две милые девчонки.
Я их люблю – я должен их любить.
Ходить
вот так абсурдно, но приятно —
одет опрятно…
Воды? – здесь рядом питьевой фонтанчик,
а за углом есть милый ресторанчик
с вином и коньяком —
он мне знаком – я в нем
частенько проводил приятные часы.
Весы
качнутся в сторону тревожно.
Я заказал мороженое – можно
позволить сладкий холод в теплый день.
Не лень,
совсем не лень
ходить, расталкивая ближних,
беспомощных и лишних,
таких же,
как и я.
Одет я – верх приличия.
И даже в шляпе фетровой.
Читаю Вику Ветрову.
Здесь, в парке,
не очень жарко.
А так – все как всегда,
хотя немного влажно;
за пивом бьюсь отважно —
не важно,
что сосед уж пьян
и нос сует в стакан —
одет привычно —
лишь галстук заграничный,
отличные
усы скрутились, как могли —
такие ж – у художника Дали.
Людей я путать начинаю,
не замечаю,
не отличаю.
Трамваи
как прежде поедают что попало:
сухого дедушку, здорового нахала,
авоськи, маски, краски,
дым сигареты —
все было где-то, как будто в сказке.
Мужик метлою метет за мною.
И наши мысли неуловимы.
Шагаю мимо…
«Один, один! бессонный и смятенный!..»
Один, один! бессонный и смятенный!
Среди бумаг на письменном столе,
Среди чернильных образов вселенной,
За отзвуками света на стекле…
Мне хорошо, что нет причин смеяться,
Что нет уже ни ветра и ни сна.
Мне хорошо, что я могу остаться
В календаре, где властвует весна.
И нет уже ни звука, ни ползвука,
Все равномерно, тихо, как в раю.
И вот уже с неслышимого стука
Я невидимки голос узнаю.
Когда еще, слегка качая шторы,
Он будет дым по комнате пускать,
Вести со мной пустые разговоры
И всуе о хорошем вспоминать.
Каков тот день, когда неумолимо
Мне судьи будут выносить итог
За то, что пуля уходила мимо,
За то, что я любви не уберег.
И будет больно, и смешно, и грустно:
Де-мол, теперь смотри, мой брат, смотри,
Как над тобой висит слепая люстра
И глупо бьется бабочка внутри…
«Кому оставить горечь рая…»
Кому оставить горечь рая,
Кому оставить страх победы?
В руках мусолить чашку с чаем
И петь вчерашние куплеты.
Кому оставить холод мысли,
Бесстрастный взгляд и злые чувства?
Смотреть, как кружат в небе листья,
Как листья надо мной смеются.
Кому оставить дикость века
В двух зеркалах – зрачках беспечных?
И ждать спасительного снега,
И наслаждаться бессердечьем!..
«В той красоте – ни выстрела, ни крови…»
В той красоте – ни выстрела, ни крови,
Там – желтый лист и дальняя дорога.
В той красоте – ни зла, ни суесловий,
В той красоте – ни правды, ни подлога.
Но иногда мне кажется, что дико
В той красоте без боли и без крика…
Просчитанный по осени цыпленок
Я снова никем не замечен,
не рассекречен.
В моем углу в деревянном трухлявом сарае —
я все знаю:
каждую щепку,
каждую щелку,
я даже знаю, где какой камень лежит.
Из угла – изумительный вид!
Можно смотреть, как курицам головы
крутят к обеду,
и наслаждаться победой.
Можно смотреть, как цыплята
сбиваются с ног,
вцепившись в сочный листок.
В чем прелесть угла? —
там властвует мгла:
сохранит от чужого уха,
сохранит от чужого взгляда —
большего мне и не надо.
Сим незамеченный мир знаменит…
Из угла – изумительный вид!
«Опять часы на книжной полке…»
Опять часы на книжной полке
Зловеще замедляют ход.
Опять незримые иголки
В меня впиваются, и вот
Уж ночь разорвана, шумлива,
Шаги, шаги, и скрип дверей,
Вороны каркают пугливо,
Во мрак густой спешат скорей.
Вокруг сумятица и споры
Кленовых листьев и грозы,
Вздох половиц, и звон фарфора,
Улыбка и печаль слезы.
Трещат обои, бьются мошки
И смотрят в сонное окно,
И взбудораженные кошки
Со зла царапают сукно —
Цвет то ли красный, то ли белый —
Зато трезвучия ясны.
Зима вернуться не успела,
Как стало душно от весны.
Читать дальше