Александр Бутенин - АлкоГогольный синдром. Нечеткие стихи

© Александр Бутенин, 2020

ISBN 978-5-4498-7694-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Кто подскажет: пить осталось много ль?

Скоро ль приберут меня к рукам?

Мне вчера во сне явился Гоголь

и сказал: – пойдем по кабакам?

Был он в коверкотовой шинели,

в сапогах, уже хлебнувших луж.

Сверток нес под мышкой еле-еле:

том второй, наверно, «Мертвых душ».

– Ненадолго, Саш, всего на часик,

чтобы печень сильно не сажать.

Господи, родной, живой наш классик

хочет выпить. Как не поддержать?!

Радости во взгляде не скрывая,

(мне собраться – пояс затянуть),

с Гоголем приятельски болтая,

быстрым шагом мы пустились в путь.

Обсуждая встречи предпосылки,

с нашим выдающимся творцом

мы хватили в рюмочной горилки,

закусив соленым огурцом.

Заказали снова граммов двести,

и под них – мясное ассорти.

Не сиделось Гоголю на месте,

он хотел весь Невский обойти.

Вот подвальчик зазывает дверью

всех друзей веселья и проказ.

А внутри уютно, в это верю я.

Мы вошли и сделали заказ.

К нам за стол подсели две молодки,

и, покуда я считал ворон,

Гоголь опрокинул рюмку водки

и умял тарелку макарон.

– Глянь, под потолком кружатся эльфы,

крылья отморозив под пургой.

– Ой, а можно с Вами сделать сэлфи,

Николай Василич, дорогой?

Но сквозняк колышет занавески,

словно выражая свой протест.

Снова мы пошли проспектом Невским

в поисках дальнейших злачных мест.

Нас опять безудержно манили

рестораны, бары, погребки.

На Садовой бехеровку пили,

на Перинной ели шашлыки.

На Казанской нам налили шнапса,

а на Мойке бренди и коньяк.

В стадии алкогольного коллапса

Гоголь на руках моих обмяк.

Вдруг, остановившись на распутье,

и перекричав собачий лай,

Он спросил: а кем у вас тут Путин?

Я сказал, что, типа, Николай.

Наконец, мы с Невского свернули

и пустились Малою Морской,

где в очередной шалман нырнули,

тут промолвил Гоголь мне с тоской:

– На сегодня хватит возлияний,

по последней стопке и айда!

Сколько мыслей, чувств, воспоминаний

будит в людях Невский, господа!

К Гоголю хотел я обратиться

с просьбой, мол, прочти мои стихи,

но в его глазах двоились лица,

и его пробило на хи-хи.

Взяв щепотью квашеной капусты,

похрустев и спрашивая счет,

он сказал: – не будем об искусстве.

Славно пьешь, чего ж тебе еще?!

***

Я очнулся в бешеном ознобе.

Слава богу, это был лишь сон!

До чего допиться я способен,

стало быть, привиделся мне ОН.

Чудом не хватил меня кондратий,

тело все трясется и дрожит.

Что в углу лежит там на кровати?

…Это… сверток Гоголя лежит…

В квартире нашей на постой

остановился Лев Толстой.

Он был косматый и седой,

спросил: – а как у вас с едой?

Я вспомнил – он не мясоед,

и предложил: – есть винегрет,

еще салат из лебеды…

– Не надо этой ерунды! —

таков Толстого был ответ.

Пожал плечами: нет, так нет.

– А что тогда подать Вам, граф?

– Сейчас решу. Откройте шкаф.

Вы разогрейте мне битков

и охладите водки штоф.

Затем сказал мой визави:

– Бегу из Ясной от Софи́.

С ней, как на каторге, она

мне не давала пить вина,

таскала мясо из борщей,

устал от этих овощей,

на жизнь ссужала мне гроши,

и все зудит: – пиши, пиши!

Притом друзей моих кляня,

короче, довела меня.

Дразнила: «хренов духобор»,

ведь это, право, перебор.

Я прыгнул в поезд и ту-ту!

Позволите остаться тут?

И вперил взгляд свой, что кинжал,

конечно, я не возражал.

Мы мирно ужинали, вдруг,

раздался в дверь негромкий стук.

В глазах Толстого был вопрос.

А женский голос произнес:

– Лев Николаевич, прости!

Софью Андреевну впусти!

Украдкой я подумал вздор:

вам что здесь, постоялый двор?

Но тут, ругаясь и ворча,

писатель задал стрекача,

да так, что след его простыл.

Как это трудно – быть Толстым.

Поэт идет по Инженерной

по направлению к манежу.

Табачный пепел на манишке,

сигара новая в зубах.

Походкою не слишком верной

перемещается, понеже

ночь напролет играл в картишки

и проигрался в пух и прах.

На голове его цилиндр,

волос курчавых завитушки,

раскрыты бакенбардов крылья,