Константин Арбенин - Стихи песен. Зимовье Зверей

Прятались от снов миллионеры —

Спали под дамокловым судом.

В темноту плевались рестораны,

Небо отбивало звёздный рэп,

Ветер выворачивал карманы,

Прикрепляя к шляпам чёрный креп.

Это было тогда, когда не было нас,

Это было тогда, когда не было их,

Это было, когда загорался Клаас

И его едкий пепел сквозь небо проник

Прямо в сердце…

Публика с работы возвращалась,

Быт испив согласно паспортам,

И Земля невидимо вращалась,

Лбом стучась в космический тамтам.

Никому не нужной красотою

В серое вонзались снегири.

Мёртвым снегом, как живой водою,

Лужи поминали фонари.

Это было тогда, когда не было нас,

Это было тогда, когда не было их,

Это было, когда загорелся Клаас

И его едкий пепел сквозь время проник

Прямо в сердце…

Рёбра обгоревшего каркаса,

Боль в застывших капельках смолы.

И тенями нового Клааса

Багровеют чёрные углы.

Площадь затушила сигареты,

От огней устав до тошноты,

Только блик с повадками кометы

Тлел в утробе кухонной плиты…

Это было тогда, когда не было нас,

Это было тогда, когда не было их,

Это было, когда разгорался Клаас

И его едкий пепел сквозь память проник

Прямо в сердце…

Налей мне рому, мой печальный Роджер,

И улыбайся, сколько хватит силы…

Любовью за любовь – себе дороже,

До дрожи или даже до могилы.

Когда с живых сердец снимают стружку,

На белом флаге много красных пятен.

Так подними свою стальную кружку,

Хоть повод, как всегда, и непонятен.

На беду, на века

Нам всем отшибло покой,

Но море стало рекой,

И нам опять не остаётся ничего, кроме

Рома и крови!

Пусти мне кровь, мой беспризорный Джокер,

И окропи проигранные карты.

Всё дело – в страхе, а всё тело – в шоке;

Мы не рабы, но и не Бонапарты.

Кто морю мил, тот небу ненавистен —

Война стихий в стихийной свистопляске.

Чтоб избежать её пропитых истин —

На оба глаза чёрные повязки.

На беду, на века

Нам всем отшибло покой,

Но море стало рекой,

И нам опять не остаётся ничего, кроме

Рома и крови!

(Сухой закон – для тех, кто не болел

Морскою болезнью.)

У жизни – дно, где у бутылки – пробка.

Пират без корабля – что поп без паствы.

Не щёлкай клювом, мой трофейный Попка,

Лети к своим – пусть гибнут за пиастры!

И стоило всю жизнь сидеть на шиле

И корчить то борьбу, то паранойю,

Чтоб эти твари залпом положили

Пятнадцать членов на сундук со мною!

На беду, на века

Нас всех накрыло водой,

И солнце стало звездой,

И нам опять не остаётся ничего, кроме

Рома и крови!

Пока Пенелопа вязала носки,

Еженощно их вновь распуская,

На том берегу быстротечной реки

Одиссей повстречал Навсикаю.

Навсикая сказала ему: «Одиссей!

Возвращение – лишь полумера.

Оставайтесь со мной – быть вдвоём веселей.

Почитаем друг другу Гомера».

И стекла со страниц типографская мзда,

Надорвав путеводные нити,

И магнитною стрелкой морская звезда

Задрожала в грудном лабиринте.

И рискнул Одиссей сделать медленный вдох,

И, забывшись в прекрасной атаке,

Опроверг каноничность сюжетных ходов…

А тем временем там, на Итаке,

Пенелопа плела ариаднову нить,

Ахиллесовы дыры стараясь прикрыть,

Но, сизифов свой труд

Распуская к утру,

Понимала: ничто не поможет!

Не вернёт Одиссея драконовый зуб,

Не убьёт Одиссея горгоновый суп,

Не взойдёт тот посев, если разве что Зевс

Обстоятельств пристрастную сеть

Не переложит!

Но и Зевс был не в силах распутать любовь —

Так уж мир был самим им устроен.

Только тот, кто своих уничтожит богов,

Может стать настоящим героем.

И, приняв этот тезис как истинный дар,

Одиссей наплевал на иное —

Лишь вдыхал семизвучный гортанный нектар

В колоннадах царя Алкиноя.

Даже в ставке Аида не знали, чем крыть,

В перископ увидав Одиссееву прыть,

И Олимп с этих пор

Стал не больше, чем хор, —

Рабский хор на правах иноверца.

Одиссей промышлял по законам ветрил —

Он своими руками свой эпос творил

И, ломая покой,

Прометеев огонь

Насаждал глубоко-глубоко

В Навсикаино сердце.

И всё, что было запретным с отсчёта веков,

Проливалось в подлунном слиянье

И маячило целью для обиняков

В преднамеренном любодеянье.

Но судилища лопались, как пузыри,