Александр Сытин - Избранное

Нет зарплаты – полгода и год.
Слёзы – были б – текли бы рекою.
Страшный мор по России идёт,
направляемый чьей-то рукою.

Нет, не ждите, не дрогнет рука,
счёт не кончится нашим утратам.
Геноцид не исчезнет, пока
не поднимется Русь под набатом…

Воспалённый мозг мой, словно рана.
Мысли-коротышки в ней кишат.
Вот иду на фабрику
рано-рано
среди сотен невыспавшихся девчат.
Как поднимал девчонку с постели
не отменённый ещё гудок!
Словно ветер, денёчки мои летели.
За годком пролетал годок.

Как старалась я! Как горела!
Не сытно ела, не вволю спала.
Но зато благородную цель имела,
которая цепко меня вела.

Три станка? Можно пять?
Можно ж десять!
Из-под станков – полотна река!
И орден успела на грудь повесить.
Только не стало в ней молока.

Где я молодость проглядела?
Узорчива ткань моя и тонка.
Но руки мои, и глаза, и всё тело –
только придаток моим станкам.

Как отлепиться мне от потока,
тягучего этого, как смола?
Долг? Но это же…
Это жестоко!
Всю жизнь обману я отдала.

Я перед жизнью чужой немею.
Я только с виду такая, как все.
Я же паук!
Что ещё я умею?
Тку. Только тку! Наяву и во сне…

Стёкла выбиты в вагоне
И обрезаны сиденья.
Свет не дали. Свищет ветер.
Мокнет иней под щекой.

Всё знакомое до боли.
До стеснения дыханья.
После штурма электрички.
Все не ропщут. Все – свои…

Рыдает безутешно мать.
«Не верю ни во что!»
послали сына умирать,
не ведая, за что.
какие нам они враги?
А сын-то был влюблён.
Он не хотел стрелять в других,
таких же, как и он.
Но на войне как на войне,
где пули есть – без глаз…
По дури чьей, по чьей вине
он получил приказ?
Ну, не того же обвинить,
кто спуск успел нажать…

«Груз 200» – скорбный груз войны
теперь получит мать…

Всего страшней, пожалуй, было сёстрам,
тем милосердным, девочкам почти,
которым под огнём, кинжально-острым,
досталась горечь – с раненым ползти.

На кровью пропитавшейся шинели
Тянули, плача, от разрывов прочь.
И не от пуль их волосы седели –
от частого бессилия помочь…

Какие слепые силы
ввинтили в слепую борьбу!
И скольких они покосили!
И скольким сломали судьбу!
И вслед революции грозной
за шквалом идущий шквал,
сминая кучи навоза –
и золото душ разметал…

Кровавые следы хмельных колёс.
Тенёта ЛЭП сплелись над головами.
Пошёл реактор атомный в разнос –
и смерть опять маячит рядом с нами.
Где ни ступи – везде её коса.
А умереть достаточно и раза.
Не понял, как попал на небеса –
взорвавшись или наглотавшись газа…

Нет, на Земле людей не миллиарды!
Совсем их мало, истинных людей.
А прочие – лишь оборотни злые,
от тех зверей, что жили на Земле,
но были человеками убиты,
а кои – вовсе были сведены.
И вот те звери на Землю вернулись,
но в оболочке, ясно ж, человека –
чтоб, значит, их уже не изводили.
И обозлились – потому и злые
теперь живут, а в шкуре-то людской…

Я свободный человек.
У меня свободный выбор.
Или – наскребу на булку,
Или – просто голодать.

Я свободный человек.
Я работаю на стройке.
Или я раствор таскаю.
Или в туалет иду.
Туалет у нас бесплатный.

Я свободный человек.
Я свободный от зарплаты.
Не хожу к окошку кассы.
И окошко – в паутине….

Я свободный человек.
У меня свободный выбор.
Или сам отдам я шапку.
Или в шапке убежать.
Но шпана – свободна тоже…

Маячит домик вдалеке,
среди поляны у излуки.
И резвый катер на реке
подаст мне ласковые руки.
И у кустов, знакомых мне,
он резко сбросит шаг свой ходкий.
И закачает на волне
в пучок собравшиеся лодки.
И катер белые мостки
на берег бережно опустит
и вдоль задумчивой реки
шагать по берегу отпустит…
Проверю в омуте блесну.
Подарков городских отведав,
до ночи прогудим с соседом.
В дощатом домике усну.