Рейна - Дорога на Турухтанные острова

…Птица-Ольмен.

Я вдруг поняла, почему
Я осталась на этой земле.
Почему не ушла во тьму
Иль за ветром весенним вслед.

Почему под небесным льдом
Мне так больно и одиноко…
…Я должна здесь построить дом –
Дом надежды и теплых окон.

…Я ведь тоже шептала в весну:
«А давай уйдем на заре…» –
Предпочтя бесконечность сну,
Канем в омут открытых дверей!..

Но простой, как небо, закон
В ксилофоне стремян прозвучал:
«Даже тем, кто плывет далеко
Нужен – будет – причал.»

Закон, что рожден дыханьем пути –
Но, увы, неведом скитальцам…
Чтобы кто-то смог с зарею уйти,
Нужно лишь, чтобы кто-то остался…

Нужно лишь, чтобы кто-то ждал –
Ждал в черемуху и в метель,
Чтобы дверь распахнулась, когда
Голос вдруг прозвучит в темноте…

В краю луговом, с детства родном,
У реки, на холме невысоком
Я построю для всех скитальцев дом –
Дом надежды и теплых окон.

Мне яблонный сад помогут сажать
Смешливые старые боги.
И я наколдую, ладони сжав,
Чтоб сюда влекли все дороги.

Молодое найдется вино и хлеб,
И усталым коням – овес…
За окном – белокурый цветущий плеск,
Тростники да речной плес.

Это – дом по-детски протянутых рук,
И снов, по-табунному вольных.
Здесь забудется старая горечь разлук
И то, что зовется болью.

Если встать до света, как раз
Успеешь спуститься к реке.
Мед и хлеб – где вчера,
Яблоки – на чердаке…

…Я вас не устану ждать,
Я расслышу конскую поступь
И по тонкой корочке льда,
И по синему вешнему полю…

В дальнем краю травяном
Я не устану стеречь
Маленький старый дом –
Дом теплых окон и встреч.

Костлявые руки деревьев.
Полное тусклой сиренью
море – распахнуто над головой.
Жилами-струнами
из горла к небу протянувшись, рвется вой,
похожий на крик, полный полно –
– весной весенней тоской.
Волнами –
волосы, отзвуки радости не-людской –
Оборотень.
В тень.

Черная проледь в карамельном снегу –
полнится через край
предчувствием Грядущего. Перемен.
Люди и вещи – слегка не в своем уме…

Полно – луние:
Молоко – по небу – катится да не выльется…
Шести – струние.
Шести – крылие.
Полный до краев кувшин –
под ноги.
Полной до краев души –
по ветру
клочья. Полный до крыш мир – одним глотком –
в полные по окоем глаза – полно-лунной тоской.

Полно – луние.
Серо – плащие.
Вечно – юное
Не-настоящее.

Наполнив взглядом небо,
телом – тени,
истаивая в тишину,
медленно смеюсь – снегом.
И бреду полно –
– лунием, колокольным
много-звучием –
в ярко-ванильную
Луну.

Кисточку в мазут
Обмакну
И напишу на стене
Иероглиф «Память».
Вспомнилось…

…Вдруг. Друг серебряный-снег
Во вздыбленном металле
Грив
Бегущих вдаль
Высоковольтных линий.
И сомкнутые губы горизонта…

…В буран. И рыжие обточки
Карандашных фонарей.
И патока затепленных витрин.
И затхлость тайн
Неблизкого – усталостью –
Метро.

Ты видишь?.. В автобусных
Берлогах гаснет свет,
Размазавшись по слякоти.
И наша ночь,
Ополоумевши,
Сдвигает крышки с люков,
Ведущих вниз…

…Идет,
Попискивая скрипкими суставами,
Коленчатую шею вытянув
На свет,
И сероглазо щурится…

…Гундосливое месиво толпы
Амебно движется-тревожится.
Ознобкий парусник
Ушедших в снежность новостроек.
Коричный запах
В брусчатку втоптанных
Размокнувших окурков…
…И холодно.

Ты видишь?.. Наша ночь.

Ночные поезда сквозь осень,
Идолопоклонники рябиновых закатов!..
Какая же рука
Вас бросила
Бежать сквозь гравий
И ржавую траву на полотне,
Небрежно вытканном,
С прорехами дождей
И полустанков?..

Устанете –
Опавшей хвоей
Холодит лицо
Сентябрь Финского залива;
И электричным треском
Скользких веток.
Сыроежка?.. Нет, опять листок.
Тоскливы
По осени ночные клики
Перелетных поездов,
Облезливо-зеленокрылых
И тускло гаснущих вдали
Подслеповатыми
Глазами-окнами…
Сколько нам?..
В дождливый сумерек в прокуренных
Насквозь вагонах,
Пропахших мокрыми грибными рюкзаками
И грустью,
Увядший папоротник
Мирно спит в корзинах.
А у окна, с газетой притулившись,
Дремлет вечность.
И дождь извивисто ползет
По серому стеклу…