Георгий Голохвастов: Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма

И тишь небытия — покров
Возникновенью и крушенью
Мелькнувших в вечности миров.

Там, в сердце мрака и сиянья,
На перепутьи всех путей,
В реке рождений и смертей,
В грозе разлада и слиянья, —

Безвестно вспыхиваю я
На светлых ризах мирозданья
Дрожащим бликом бытия.

Я — вздох; я — луч пред потуханьем;
Я — звук смолкающий… Я — мир.
Плотскую ткань мою эфир,
Согретый творческим дыханьем,

На миг одел от смерти в бронь,
Спаяв созвучным колыханьем
Персть, воздух, влагу и огонь.

Во мне кипящий гнев вулканов,
Потоков плодоносный ил,
Кристаллы льда, и пыль светил,
И пар соленых океанов,

Песок пустынь, листва лесов,
И пламя солнц, и прах курганов,
Роса степей и мед цветов.

Где тяжкий оттиск динозавра
В тысячелетней лаве жив,
Где Ганга чистых вод разлив,
Где спит в Севилье слава мавра,

Где русских былей сон живой
Хранит Почаевская лавра, —
Везде я дома, всюду — свой.

В пути неконченного цикла,
С времен темней, чем древний Ур,
От ночи, льдов, звериных шкур,
Сквозь лучезарный век Перикла

До дней Христа — живым ручьем
Душа струилась и возникла
Здесь в жизни в облике моем.

Судьба веков неисследима;
Но в далях, смутных как туман,
Я — миннезингер, раб, шаман,
Матрос, мудрец, патриций Рима,

И рок сменял в руке моей
И меч, и посох пилигрима,
Пастуший бич и жезл царей.

У скал безлюдных побережий,
Над морем, чуждым парусам,
Валов внимая голосам,
Вдыхал я жадно ветер свежий

И глазом зорким вдалеке
Стерег тяжелый след медвежий
На влажном бархатном песке.

Я помню зимы в дымном чуме,
По снегу бег скользящих нарт,
В морях блуждания без карт,
И путь с Кортесом к Монтезуме,

В орде Тимура скрип телег,
И караван купцов в самуме,
И с крестоносцами ночлег.

Заслышав бранный вызов рога,
Я поднимал коня в галоп,
Читал я звездный гороскоп
Пытливой мыслью астролога

И приносил, душой суров,
Во славу истинного Бога
Дрова в костры еретиков.

Изжил я войны, мор и голод, —
Их тень вошла и в эту новь,
И бродит в жилах предков кровь,
Как в крепком пиве хмель и солод;

Не сбросить уз, не свеять чар:
И пусть мой дом телесный молод,
Мой дух, его хозяин, — стар.

В душе все страны, все эпохи,
Века планет, влиянья лун;
Душа, как сеть сплетенных струн,
Хранит миров немые вздохи:

Все сны, желанья и мечты,
Всех распыленных жизней крохи
Единым сплавом в ней слиты.

Как в отчем доме, полн призывом
Очаг заброшенных пещер;
Мне снится долгий сон галер,
Навек похищенных заливом;

Я слышу весть забытых вер
И тайну в храме молчаливом,
Где запустенья сумрак сер.

Я трепетал в молитвах детских
Пред мрачным каменным божком,
Алтарь Ормузда мне знаком,
Внимал я песням бонз тибетских,

И чтил Каабу, и мечту
На берегах Генисаретских
Доверил тихому Христу.

Я знал любовь, как сон эдема,
И страсть, хмельную как сикер,
И власть свободную гетер,
И плен султанш в плену гарема;

По мне томились струны арф,
И веял с перьями у шлема
Прекрасной дамы легкий шарф.

Цыган бродячая гитара,
Наивный голос клавесин,
И ропот царственных терцин,
И вечно свежий стих Ронсара,