Лев Степаненко: Царица Савская

Их путь лежал через пустыню,

Сквозь раскалённые пески,

Сменяясь свежестью в долине

Непресыхающей реки,

Чьи воды многие столетья

Себе прокладывали путь,

А неуёмный вольный ветер

Не позволял себе заснуть.

Их взорам Фивы открывались,

И Гизы грозное плато,

Где пирамиды возвышались

Над многогрешной суетой.

Над раскалёнными песками,

Египет в ужасе держа,

Извечный страж, одетый в камень,

У их подножия лежал.

Когда-то здесь, на этих землях,

Жестокосердный фараон,

Словам пророческим не внемля,

Наказан был, поскольку он

Был слеп и глух к Господней воле

Чрез Моисеевы уста,

Покуда сам тяжёлой боли

В своей душе не испытал.

Разящий меч в деснице Божьей

Нанёс Египту десять ран

Пред тем, как в ножны был он вложен,

И пал под ним Левиафан.

Внимайте ж, земли фараонов,

Сему преданию времён,

Когда пророк, Водой Спасённый,

Был за упорство награждён.

И был Исход. И земли эти

Покинул страждущий народ.

И шли Израилевы дети,

Оставив в прошлом рабства гнёт.

Гонимы жаждою свободы,

Хранимы огненным столпом,

Сквозь расступившиеся воды

Морским прошествовали дном.

Так было здесь. И время это

Навеки вписано давно

В страницы Божьего Завета.

И нету истины иной,

Как в небе нет второго солнца,

А ночью нет луны второй.

И только тот душой спасётся,

Кто верен истине одной.

И вот дорога в Город Мира,

Где царь – мудрейший из царей,

Ведёт владычицу Офира.

Три сотни подданных при ней,

Качаясь в сёдлах, путь далёкий

Одолевали день за днём.

И даже летний зной жестокий,

Казалось, был им нипочём.

Каким загадочным резоном

Она подвигнута была

На встречу с мудрым Соломоном?

Какая цель её ждала

Там, где у власти нет изъянов?

Туда, где счастье – не обман,

Змеёй ползёт среди барханов

Царицы Савской караван.

Где небо сходится с землёю,

Святым величием своим

Сквозь марево дневного зноя

Открылся Иерусалим.

Встал караван, не смея дальше

Без воли старика идти.

И молвил слово караванщик

К исходу долгого пути:

«Смотри, царица, этот город,

Который видишь ты вдали,

Ворота нам откроет скоро.

Пока же подданным вели

Разбить здесь лагерь. Сняв усталость,

Мы утром путь возобновим,

Что бесконечен был, казалось.

Но вот он – Иерусалим!»

«Ну что ж, – ответила царица,

И взгляд её на старца пал, -

Ты прав, не стоит торопиться.

Пусть будет так, как ты сказал».

И день прошёл, и ночь настала.

И звёзды россыпью легли

На свод небесный покрывалом

Для засыпающей земли.

На купола шатров сабейских

Спустился мягкий свет луны,

Где звуки ночи иудейской

Вливались в море тишины.

И жрец, воздав хвалу Алмаке

За свет, дарованный с небес,

Растаяв тенью в полумраке,

С молитвой на устах исчез.

Ночь потекла своей рекою.

Лишь отблеск ближнего костра

Плясал, не ведая покоя,

На сводах царского шатра.

Восточный ветер, днём вздымавший

Горячей пыли облака,

В ночи затих, как зверь уставший,

Даря спокойствие пескам.

Казалось, что сама природа

В ту ночь уснула до утра.

И не дождавшись сна прихода,

Македа вышла из шатра.

Прохладный воздух, словно влагой,

Обдал её лицо и грудь.

И медленным, неспешным шагом

Она приблизилась к костру,

Где караванщик, сгорбив спину,

Поджав свои стопы, сидел.

Как будто вылеплен из глины,

Он молча на огонь глядел.

Ни жив, ни мёртв, с погасшим взглядом

Старик был нем и недвижим.

Едва царица села рядом,

Его покой расстался с ним.

«Чем беспокойна ты, царица,

В столь поздний час, когда кругом

И человек, и зверь, и птица

Объяты непробудным сном?

Какая тайная тревога

Тебе мешает отдохнуть?

Была нелёгкая дорога,

Был долог из Офира путь».

«Пусть отдыхает тот, кто может

Уснуть, когда до цели миг.

Но ведь и ты, я вижу, тоже

Не спишь». «Не сплю, – сказал старик, –

Лишь потому, что земли эти

Чужими я не нареку.

Вчера, лишь город я заметил,

Прогнав дорожную тоску,

Я чувством был таким охвачен,

Переполнявшим грудь мою!

Здесь я свой путь по жизни начал,

Здесь и закончу жизнь свою.

Я стар,– продолжил караванщик,–

Я прожил жизнь. Мне много лет.

И прежних сил, что были раньше,