Край возлюбленный, Литва,
Гордый, сердцу милый!
Нас прошедшие века
Наделили силой!
Пусть о чести и добре
Мы не позабудем,
Пусть послужим не себе —
Родине и людям.
Пусть рассеется беда,
Брат обнимет брата,
Утвердятся навсегда
Свобода и правда.
Пусть любовь родной земли
Не покинет сына.
Родина, цвети в веках
Вольна́ и едина!
Ропщу, хоть это и грешно:
Идти мне было суждено
По жизни одному;
И я плутал, судьбой влеком,
Не зная отзыва ни в ком,
Не нужен никому.
И вдруг в ночи твои слова!
Так светит черная листва,
Слетевшая с высот.
И только плеск весла тяжёл,
А мы вдали от многих зол,
И лодка нас несёт.
В моей руке твоя рука,
И ты глядишь за облака
В глаза самой луне.
И мне светло в моём пути:
В мечтанье, в памяти, в груди
Ты навсегда во мне.
1913
Йонас Мачис-Кекштас
1867–1902
Хотелось мне мир неоглядный любить,
Делиться с другими заботливой силой,
Мечталось мне землю ручьями омыть
Любви милосердной, любви негасимой,
Что жгла мою душу во всякую пору —
В полуденный зной и в полночную стынь…
Не друга обрёл я, но злобную свору
Врагов. И насмешки горчат, как полынь.
Хотелось мне светлые слезы ронять:
Так дерево раненое лесное
Точащейся влаги не может унять
И соком прозрачным исходит весною.
И думалось мне: этой влагою слёзной,
Бегущей из всех опечаленных глаз,
От крови, от гноя, от жижи навозной
Отмоется почва в назначенный час.
Не внемля сомнениям и суеверьям,
Одной торопливой мечтой обуян,
Я грезил, что слажу с таящимся зверем,
Но встретил презренье, укор и обман.
Две капли, как ягоды налитые,
Скатились на землю с пылающих щёк,
Так падают звёзды в долины пустые,
Чтоб вихрь остудил их и ливень иссёк.
Замкнулся я в муке моей огневой,
От мира таился я в кельях укромных —
Так прячется в травах цветок полевой
От рук своевольных, от гроз вероломных.
Но если взовьётся, как пыль по дорогам,
Стенанье селян, иссушенных нуждой,
И во поле взгляд набредёт ненароком
На лица, распаханные бедой, —
Вновь слёзы, крупнее рассветной росы,
Из глаз моих грянут обильно и дробно,
Вновь сердце замрёт в ожиданье грозы
И в тесной груди затрепещет неровно…
Но, вновь окружён темнотою смердящей,
Скрываться я вынужден, словно чумной,
Что вечно идёт непролазною чащей
И отклика ищет у твари лесной…
Тоскою душа моя сокрушена.
Отвергнув ничтожество в ярких личинах,
Я жажду, как отдыха, смертного сна
Среди корневищ и прозрачных песчинок…
1902
Юргис Батрушайтис
1873–1944
Поклонись травинке у тропы и внемли
Тихой полевице, пробившей суглинок, —
И глухому сердцу поведают стебли
О судьбе единой людей и былинок…
Вас отец всесильный взрастил неслучайно:
И соединились в живоцветном чуде
Две равные доли, две земные тайны
Травы полевые и смертные люди…
Тот, кому понятен шёпот полевицы,
Не страшится чёрной вековечной бездны,
Знает: в царстве мира не сыскать границы
Меж землёю пыльной и твердью небесной…
Пранас Вайчайтис
1876–1901
«Я думал: коснусь налитых изумрудин…»
Я думал: коснусь налитых изумрудин,
А тронул росою осыпанный мох,
Я думал: мой путь неизбит и нетруден, —
А к счастью приблизиться так и не смог.
Я страха не ведал и умысла злого,
Не верил, что даль чернотой налита,
Я жаждал посеять заветное слово
В бесплодные слитки сердечного льда.
Над миром грядущие грозы нависли,
Но верю, что в душах, подвластных беде,
Живут благородные чувства и мысли,
Как светлые перлы в глубокой воде.
[1900]
Гаснущего солнца
Тающий клочок.
Песенку ночную
Пробует сверчок.
Проступают звёзды
Среди редкой тьмы.
Кутаются в дымку
Поле и холмы.
Дремлет у дороги
Пыльная трава;
Ветер побоится
Тронуть дерева.
Звонкие колёса
Укатили прочь:
Скоро всю округу
Укачает ночь.
Читать дальше