Виктор Мамченко - Земля и лира

Тяжелой памятью припал
И бьется покаянным криком
Ушедший день пред светлым ликом,
Кого беспомощно предал.

Ты слышишь голос в крике том,
Как страшен он, на твой похожий…
Скользнул зевающий прохожий
По взгляду взглядом, — как хлыстом.

Старик бездомный в улицах ночных
Мечтал о чуде, в поисках ночлега,
О радостях съедобных и мясных,
О хлебе сладостном, белее снега.

К большому вкусу к жизни и еде
Прибавил он еще мечту надежды —
Найти бы золото, что бы в беде
Сухая боль не обжигала вежды.

И счастье вспыхнуло жестоко, вдруг,
Как если б он врага на смерть обидел,
Взметнулся огненный у сердца круг,
Он золото у ног своих увидел.

На тротуаре, под большой луной,
В движениях отчетливо крылатых,
Плевок сиял монетой золотой
Среди домов тяжелых и богатых.

Умирали розы на кресте,
Жарко свечи таяли в тумане,
Говорил священник о Христе,
Говорило сердце об обмане.

Не пойдет священник за Христом,
Сердце тоже не умрет с любовью,
Только вечность каменным перстом
Лучшим всем грозит крестовой кровью.

И герои гибнут на местах,
Ничего иным от них не надо:
Крепки гвозди на больших крестах,
Чтоб земное вытянуть из ада.

За стеною — городской сполох,
Глухо заперты чужие двери,
Грязный нищий знал, как сам он плох,
Чтобы, день большой, любить и верить.

Средь камней и ночи зимней,
В темном образе калек,
Под росою снежной, синей,
Засыпает человек.

Нищете своей послушный,
День холодный и ненужный
Он прошел, спеша пройти,
Потому что всем он лишний,
Потому что только нищий
Он, без цели и пути.

Ночь теперь. Ночные своды
В ярких звездах. Синь легка.
И несет стальные воды
Прочь столичная река.

Легко-каменной свободой,
В споре с дикою природой,
К звездам высятся дома.
Нищий к ним идет и ищет
Дом знакомый. Ветер свищет,
Снегом искрится зима.

Над рекою тени арок,
Свет хрустальных фонарей, —
От рабов царя подарок, —
Золотых полет коней.

Он проходит мост широкий,
Тротуар ночной и строгий,
Мягкой лестницы уклон;
Света тихое мерцанье,
Двери настежь, восклицанье, —
Как к себе заходит он.

Друг он опытный и нежный, —
Человек среди людей, —
Отряхает иней снежный
На смеющихся детей.

Отражает свет зеркальный
Стол под скатертью овальный,
Жаром дышащий обед,
И улыбки, и наряды,
И глаза, что гостю рады…
Сам он празднично одет.

— Вы откуда? — «Из больницы,
И не доктор я опять:
Все больные будто птицы
Улетели погулять.

Нынче я — садовый гений:
В дальнем поле в день весенний
Снова встретимся, и мы —
Уговор такой меж нами —
Пустошь сделаем садами,
В парках скроются холмы.» —

Гостя слушают и рады
Слову каждому внимать,
И детей сияют взгляды
И на гостя и на мать.

Говорит умно и много,
Весело, порою строго
И печально иногда;
Добрый он как надо людям
Власть имеющим и судьям,
В жизни праведным всегда.

За окном в огнях чугунный
Открывается балкон;
Вся земля и вечер лунный —
Как сбывающийся сон.

И террасы этажами
На домах больших — садами,
В лунном серебре цветут;
Гости, скрипки, звуки льются,
Все влюбленные, смеются,
Из цветов венки плетут.

Он прославлен, он играет,
И рояль большой звучит,
Сердце счастьем замирает,
Мир внимает и молчит.

Белыми к рылами руки
Опираются на звуки
И грозят судьбе слепой;
Он с землей летит, несется,
Во вселенной счастьем бьется, —
Увлекает за собой.

Видит он как воплощают
Звуки вечную мечту:
Хочет он, как души чают, —
Не погибнуть на лету;

Испытать и царство славы,
Жертву сладостной отравы,
И свободу, и любовь;
Чувство невозможной смерти,
И сиянье звездной тверди,
Сердца творческую новь…

Фейерверки над рекою
Звездной россыпью горят,
Смелой ловит он рукою,
В ночь бросает их опять.

Этот праздник — в честь удачи,
И не может быть иначе —
Он творил для всех людей:
И машины и турбины,
И не гнутся нынче спины
У отцов и матерей;