Виктор Мамченко - Земля и лира

Природу новую собою сотвори,
Не меньше ты её в правах глубинных;
По-детски смейся, плачь, но верностью гори
Как лётный свет на крыльях голубиных.

Восходит час утра мечтою голубой,
И светел он в твоей большой надежде;
Вокруг — твой мир, неистовый, как прежде,
Но счастьем дорогим быть может час любой.

Иди на площади, — воителей зови,
И бейся сам средь косности и робких;
Ты видишь — не было ни братства, ни любви
В самоспасении, в довольстве одиноких.

И не ищи себе спасения без всех:
Свободы нет в тебе без окрыленной цели —
Чтоб люди все в тебе как счастье пели, —
Не видеть жалобный, сквозь слезы страшный смех.

И эта смерть средь нас, — она и наш раздор,—
Покорность древнему велению природы;
Что знаешь ты, к чему твой жалкий взор
На все столетия, мгновения и годы…

К чему псалмы и песнопенья
В блестящем храме над толпой,
И голос мертвого забвенья,
Кресты на ризе золотой;

И эти вздорные кадила,
Поклоны в злую пустоту,
Иль церковь снова пригвоздила
Уже распятого — к кресту.

Молитвы жалкие струятся
В потусторонний небострой,
И ближние уже двоятся
Самоспасительной мечтой.

И всё останется, как прежде:
В грехе и прахе плотский мир,
Спасенье праздному невежде,
И где-то в небе праздный пир.

На хорах певчая октава —
Ответ вотще, но храм звенит, —
Его языческая слава
И без Христа к себе манит.

Сокройся, юная вдовица,
С своею лептой трудовой, —
Так в небе раненная птица
Об землю бьется головой.

Всегда с мечтою кто-то дружен —
С твоей мечтой пред алтарем;
Чиновник веры им не нужен
Под золоченным стихарем.

Твое лицо иконы строже,
Любовно царствие твое,
Тебе и здесь всего дороже
Земной улыбки бытие.

Ты больше ангелов небесных
В твоем величии земном,
И только глаз твоих прелестных
Коснулась ночь недобрым сном.

Пусть в хладном сердце о небесном
Свивают темные слова, —
Ты не уймешься в слове тесном,
Твоя кружится голова

От безначального влеченья
Среди небес любви земной,
Она — и жизнь и назначенье —
Сияет счастьем пред тобой.

Монастырская потреба,
И напрасней жизни нет:
Ночь печальных звезд и неба,
Над живыми — мертвый свет.

Это значит — в жизнь не верить
Человеческих сердец,
Что земного царства двери
Не отворят, наконец.

Это значит — поневоле
Надо жить, чтоб умереть,
Собранной травою в поле —
Как бы плевелы — сгореть.

Торжествует скорбной песней
Песнь о царствии в золе;
Будто бы она небесней
Брачной песни на земле.

Город тихий — город мертвых,
Липы солнечно цветут,
Много новых, много стертых
Плит надгробных — там и тут.

Отзовись под черной плитой,
Жанн Кюжас семнадцать лет!
Что же, с лучезарной свитой
Смотришь ты на новый свет?

Или мертвое сгубило
Синий сон твоих очей,—
Распластало под могилой
Среди каменных ночей?

Или звездная тревога
Унесла тебя, несет
Мимо отчего порога
В этот свадебный полет?

Или, в брачное играя,
Будешь девою кружить,
Что бы, вечно замирая,
Мертвой не быть и не жить?

Расскажи мне что с тобою, —
Не печаль в тебе, не страх, —
Много любишь, иль с судьбою
Подружила на крестах;

Что же лунная лампада —
Не пожарищем горит,
Иль она тебе не рада, —
Ничего не говорит?

Здесь привычны и покорность
И вериги на плечах, —
Не твоя хмельная гордость
С жарким пламенем в очах.

Или вспомнить ты хотела
Над лампадою слепой —
Как над счастьем пролетела,
И без власти над собой?

Ни к чему в библейском споре
Счастье сердца, и сиять
Царской силою во взоре,
И покорною стоять.

Прозрачен вечер на окне —
В притихшей зелени осенней;
Отражены дома в бассейне
И небо — в пламенном огне.

Мечтою каменною вкруг
Взволнован город, в час печальный, —
У сердца стынет как венчальный
Привычный и недобрый друг.