Виктор Мамченко: Певчий час

Пришли друзья, ушли, и снова — тишина.
Вдали Париж ночной — в сиянии багровом.
Умолкли шумы дня как бы с последним словом,
И только ночь — в цветах и звездная — слышна.

И в тишине светло. До полной глубины
Открыла влажные глаза мечта земная,
И я люблю, люблю, любовной болью зная,
Что так и надо мне, — и нет моей вины.

И новый день я жду как день свиданья с ней,
Она в глазах людей, ее я в них увижу:
Пройдет она по светлому Парижу
Как утро тихое смеющихся детей.

Светла зеленая тропа
Среди кустов и в птичьих взлетах,
На золотых высоких нотах
Шумит пчелиная толпа.

Сижу на вереске лесном —
Почти потерянный, без боли,
Без тяжести борьбы и воли, —
Как бы пред счастьем или сном.

Как бы в забвеньи темных дней —
И сердце вдруг совсем не бьется,
Но знаю, знаю, — отзовется
На тихий зов и крик людей…

От них уйти никак нельзя,
И только с ними воскресенье
И совершенство и спасенье, —
Срываясь, падая, скользя.

Беглянка неба ледяного
Иль звезд вечерних, может быть,
Мечта весенняя летит
Виденьем образа земного.

В свиданьи будет вновь она
Любимой, любящей, высокой,
И пристально зеленоокой,
И светлой нежности полна.

Прохладой легкого мгновенья
Коснется сердца, как всегда.
Чтоб в нем распались без следа
Судьбою кованные звенья.

И поспешит она, как ты,
Как ты на зов пойдет, печальной
К жестокости необычайной,
Земной, обычной простоты.

Бывают день и час лесной —
Когда у сердца птицей бьется,
Высоким воздухом, весной,
Вся жизнь, и вот — не оборвется.

Когда она легка, ясна,
Как смех колдующей подруги;
Когда ее рукой весна
Ведет магические круги, —

Чтоб солнце тучкой небольшой,
В тумане розовом, недвижно,
Стояло тихо над душой.
Чтоб не было и небу слышно;

Чтоб рук прохладных, дорогих
Судьба не отняла как счастье,
Чтоб не отстало от других
В сияньи детское участье.

Близким счастьем захотела
Поделиться ты со мной.
Теплой пчелкой пела, пела
Над весеннею землей.

И зеленый воздух светом
Так высок был, и тобой
Так звенел он в свете этом
Над мерцающей травой,

Что я верил в росной роще:
Будет радость на века,
Будет трепетней и проще
И, как песнь твоя, легка.

Всегда, неведомо любя.
Им радостно самозабвенье. —
Там вечности равно мгновенье.
Чтоб потерять в другом себя.

В его руке — ее рука,
Как если б мир был светом славы
Как будто эти дети правы
И правда встречная легка.

Легка земля! — Так это вы,
Высоким поднятые светом.
Живете счастьем в мире этом
Среди огромной синевы? —

Прошли как в солнечном венце…
Неправые не знают силы
Как у нее: со словом «милый» —
От счастья слезы на лице.

Дорога в ночь. Пустынно и тепло.
И толпы звездные — как сон в природе
Молчит мечта в просторном небосводе,
Или разбилась птицей о стекло,
Когда на волю, за окно, летела? —
Его собой разбила, как хотела…

Молчать нельзя, — слепой я без тебя,
И ни к чему пустынная свобода,
И в смертной красоте страшит природа
Бесцельная, рассеянно блестя,
Когда не собрана рукою строгой, —
Моей любовью и твоей тревогой.

Порой, мой друг, и я кричу во сне.
Как бы в тюрьме, во сне, как плачут дети…
О чем печаль моя, — о звездной ли весне,
О счастье ли, где вечны звезды эти.

В угрюмом утре, — зимний тускл рассвет,
И в нищете, — поэтам лишь пристойной, —
Вдруг слышу крик и боль себе в ответ
На всей земле, для всех людей престольной.

И жизнь, восставшая не знаю как, тогда
На крыльях вдруг, в нетронутой надежде,
Звенит грозой и солнцем, чтоб всегда
Не знать покорности, привычной прежде.