Игорь Платонов - Заполярный Ковчег. Стихи и поэмы

Они антикварны, молчат о великом,
Внимая блаженству деревьев раздетых;
И сад опустелый становится диким,
Даруя свободу ликующим детям.

А в холоде мира душе не укрыться,
Сквозь боль и тоску мы идём на запрет;
И время нам дарит счастливые лица,
В которых забытого прошлого нет.

Ты помнишь дыхание гроз
И шквал веселящих дождей?
Ты помнишь движение грёз
И свет легендарных идей?

Ты помнишь невинный оркестр,
И холод незримой стены?
Ты помнишь тепло от небес
И восторг от волны?..

Ты помнишь значенье вина,
Когда разговоры пусты?
Ты помнишь, как плачет весна,
Когда погибают цветы?

Ты помнишь весёлых детей
И думы, таящие боль?
Ты помнишь пропавших людей
И святую любовь?

Ты помнишь сияние звёзд
И небо в зеркальной воде?
Ты помнишь движение грёз
И неугасимых надежд?

И я вспоминаю опять,
Как сила рождает пути;
А мир продолжает сиять,
И всё – впереди.

В восьмидесятых было дело – мы летали
На ЗФИ, там острова и вечный дрейф;
Мы в экспедиции по-чёрному пахали,
А в передышках пили «шило» и портвейн.

Те передышки были важным перелётом
С архипелага ЗФИ на материк;
И пересадки тоже были для чего-то, —
Ведь нужен отдых, дозаправка, ну и шик.

Для этой цели в основном имели Диксон,
Там полный кайф для тех, кто вышел на «отрыв»;
Хоть не растёт там ничего, и с виду дико,
Зато там души нараспашку и без «крыш».

И были чуткими полярники-пилоты,
Они как братья были мне, ценили жизнь;
И натурально поутру лечили глотку,
В меня вливая чистый спирт без укоризн.

Ну а потом вручали бережно гитару,
Чтоб я в их душах нараспев тоску задул…
Я колокольно их озвучил в мемуарах,
Я с ними шёл бы и в разведку, и в загул.

А как-то раз нас отуманил остров Средний,
Там дозаправились, умножив позитив;
Но задержались, – был туман на редкость вредный:
Всего два шага – и полнейший сенситив.

Мы всё допили, чтоб быстрее отключиться,
А на рассвете штурман крикнул нам: – Летим!
Хоть не рассеялся туман, – пора лечиться,
Уже одиннадцать! В полёте дохандрим…

Мы тут же сели в самолёт и удивились,
Как он в тумане отупляющем взлетел;
Ещё не ведал я тогда, смотря на крылья,
Что у пилотов было «шило» на похмел…

Но меньше знаешь – крепче спишь, и мы отбились
На безопасной высоте в ненастный день;
Но пробил час, и борт вошёл в кривую милю,
А с бодуна никто не понял, что за хрень.

Все мирно дрыхли. Как приятно быть бесшумным!
Чего тревожиться? Ведь мы ж не на войне.
Но кто-то должен быть над бездною дежурным,
И холодок дурной прошёлся по спине…

Я вскинул голову и внял высотомеру:
Мы просто падали, – реально, без проблем…
Но спали все, лишь друг мой Вовка, в тон отметке,
Сказал: – Мы падаем… И я кивнул: – Совсем.

Он тут же руку сунул в свой рюкзак безмерный
И вдруг извлёк бутылку водки. Вот дела!
Ну, молодец, Володька, друг, – на грани смерти
Он нужней, чем крик и звон в колокола.

Он дал мне первому, как старшему и другу,
Я жарким залпом полбутылки осушил;
Затем вернул Володьке средство от недуга
И стал бесстрашным, как четырнадцатый «Ил»…

Я вольно встал и усмехнулся, глядя в точку:
– Пошёл к пилотам, – нам не время погибать.
И я вошёл в кабину к ним – узнать всё точно,
Зачем мы падаем с небес, ядрёна мать…

Я на мгновенье стал похож на истукана,
Когда увидел отключившихся друзей —
Родных пилотов у валявшихся стаканов
С портфелем спирта и доской для префдолей…

Они невинно развлекались преферансом
И пили «шило» на лету… Какой пассаж!
Я извлекал, зверея, штурмана из транса,
И он открыл глаза, усвоив эпатаж.

И он сказал мне: – Игорёк, попить чайку бы…
Я заорал в ответ: – Мы падаем! Врубись!
Тут он рванул штурвал и одурачил ступор,
И стрёмный лайнер прекратил движенье вниз.

«Ил» тряхануло, и взметнулся он, как птица,
И штурман выдал: – Щас поправим высоту…
Автопилот опять заклинило, – ершится!
Да всё нормально, лечим лайнер на лету…