1 ...6 7 8 10 11 12 ...16 И, слава Богу, я не раз совершила этот маленький подвиг художника…
«Раздала я свой хлеб, проворонила дом…»
Раздала я свой хлеб, проворонила дом,
Друга милого выгнала прочь,
Вот и льётся сквозь душу мучительным льдом
Голубая апрельская ночь!
На коленки бы мне – да под тот образок,
Что у бабушки в красном углу,
И во сне, что, как смертная мука, высок,
Догореть на холодном полу…
Научи меня, Дева, терпеть и молчать,
Не искать за собою вины:
Наложи на уста золотую печать
Первозданной Твоей глубины.
«Как пережить мне то, что Вы – другой?..»
Как пережить мне то, что Вы – другой?
У Вас глаза ламанчского бродяги —
И может стать обычный лист бумаги
Сокровищем под Вашею рукой…
Как быть – что не со мною Вы «на ты»,
Что Ваши письма коротки и строги,
Что Ваше поле – вне моей дороги,
А в Вашем небе нет моей звезды?
Как превозмочь, что тягою земной
Не к Вам тянусь, когда по Вас тоскую,
Что любите Вы женщину другую
И перед Богом – с ней, а не со мной?!
1979
«Как некогда случилось Маргарите…»
Как некогда случилось Маргарите,
Я титул Вам нешуточный дала!
Не надо горевать – не говорите,
Что благо лишь иная форма зла.
Возьмите чашку – я напротив сяду…
Вот пиршество для быстрого ума!
Не бойтесь, Мастер, я лишь дам Вам яду,
Которого отведала сама…
«Что Вы? где Вы? В далёкой печали…»
Что Вы? где Вы? В далёкой печали
(Лишь она поводырь и владыка!),
Милый, грустный, останьтесь в начале,
У исходного белого блика —
Там, где почка, где первая стрелка,
Где ещё о цветах и не грезят,
Где окошки, дрожащие мелко,
Снова марлей цветной занавесят,
Чтобы сумерек радужный трепет,
Замирая, с дыханьем сливался,
И души подсознательный лепет
На заветную мысль отзывался…
«Как в старенькой изящной оперетте…»
Как в старенькой изящной оперетте,
Куда-то нас уносит экипаж,
И в сумеречном зыбком полусвете
Я близко-близко вижу профиль Ваш.
Все тонкости запутанной интриги,
Уловки изощрённых подлецов
Остались там, за переплетом книги,
Где нас судьба свела в конце концов…
И снова жизнь – как чистая страница,
Недолог путь, и плеч не тянет кладь…
Как жалко, что нам не в чем объясниться
И нечего друг другу пожелать!
Отодвиньте суету всегдашнюю,
Дайте в грудь ворваться свежим силам!
Я уже решилась быть бесстрашною,
Чтобы Вас назвать навеки милым…
Я семь лет ищу в Вас свет и истину,
Я уже запуталась в догадках,
Но сумею, выстрадаю, выстою:
Не солгу себе в своих тетрадках…
Сколько искушений, сколько ложного!
Посмотрите – обрастают плотью
Там, почти за гранью невозможного,
Бреда вдохновенного лохмотья…
И над нашей горькою дорогою —
Выше муки, страсти и раздора —
Светится протяжная и строгая
Сень Преображенского собора:
Разве мы не этой высью связаны?
Разве не сплелись уже корнями?
Или искушенья злого разума
До сих пор господствуют над нами?
Полон дыма этот дом,
Так он памятлив и горек.
Обитает демон в нём
По прозванью Бедный Йорик.
Обиталище его —
На моём столе рабочем.
И гранит житейский точим
Мы с ним долее всего…
У него сверхточный взгляд,
Хоть пусты его глазницы…
Слава Богу, что я рад
Утром разомкнуть ресницы,
Что ещё свою тоску
Поверяю листьям, травам,
Птице, облаку, песку,
А не вымыслам лукавым,
Что шепчу полушутя
Утешения словечки…
Так лети, моё дитя,
Прочь от свечки!..
прочь от свечки…
Ю. К. Л. 3 3 Стихотворение посвящено моему учителю (учительнице?) – Юлии Константиновне Лазичной. 1986 г.
Какою тонкою печалью
Пронизан воздух бытия,
Ночей свеченье и молчанье,
Минута каждая твоя!
Должно быть, грусть неотвратима,
Как возраст… но в её поре
Даль очищается от дыма,
Клубившегося на заре,
Свет очищается от тени,
А тень от света – и видна
Под плёнкой сумерек
смятенье
Внушающая глубина…
Моё «тотальное» увлечение философией пришлось на конец восьмидесятых – начало девяностых. Не потому, что раньше мировоззренческие вопросы меня не волновали. Ещё как волновали! просто на эти годы приходится самый пик книжного бума – стали доступны вещи, о которых мы прежде знали только понаслышке… Я с головой ушла в море подчас противоречащих друг другу философских доктрин. Прежде всего, конечно, всяческая эзотерика)) Мэнли Холл. Блаватская. Гурджиев. «Индия» и «тибет». Теософия. И т.д., и т. п. Вдохнула глубоко – и выдохнула. Переболела. Обрела стойкий иммунитет. Потом – с воодушевлением – принялась за классику русской религиозной мысли начала ХХ века. Соловьёв. Бердяев. Флоренский, который всё в моей голове перевернул и поставил на прочные опорные точки. Потом – Лосев. Многотомник Лосева – помните, был такой в сером «коленкоре»? – проштудирован весь. И я даже не тронулась умом в результате. Крепкая девушка оказалась). После Лосева – Бахтин. И всё, что потом возникло вокруг и после Бахтина.
Читать дальше