Возвышается замок над чёрным холмом.
Заколдованный витязь покоится в нём.
И, больная от горя и гнева,
Стережёт его сон королева.
– Спи, мой ласковый друг,
от волшебного сна
Не поднимут тебя ни сквозняк, ни волна.
Горный вихрь в вулканическом заперт ущелье,
А любимая – в яме под старою елью:
Корни в теле её пробивают свой путь,
И безмолвные черви целуют ей грудь.
Судьба поэта – это не дорога
Откуда-то куда-то. Это крик
Во твари усомнившегося Бога,
Потерянного мира детский лик.
Поэт не строит нужные названья
Предметам жизни и наветам снов.
Его судьба – предзнанье, предстоянье
И переполагание основ.
В тайге людской, которая тем шире,
Чем уже круг знакомых чудаков,
Поэт бредёт, короткий век транжиря,
Как горстку неразменных пятаков.
…но как нам быть с тем ужасом…
Ахматова
Бег времени – не ужас, а тоска:
Не страх берёт, а только сердце ноет,
И прав сказавший – после сорока,
Как всуе ни лукавствуй, жить не стоит.
Но ты живёшь и смотришь облака,
И чуешь небо тем бессмертным нюхом,
Что у младенца и у старика
Один и тот же, если верить слухам…
Живёшь – судьбе играешь на трубе,
Всё чаще замечая с раздраженьем,
Что ты уже не равен сам себе,
Тем более зеркальным отраженьям,
Что там, где ты перешагнул черту,
Другая жизнь рванулась размножаться,
А ты висишь – стекляшкой на свету:
Прозрачное не может отражаться,
Как, видимо, и самовыражаться…
Признаем же дерзания тщету
И обернёмся в пламенный восток,
Что близится всё явственней и шире,
Как в свиток забытья… Почием в мире!
Так спит зерно, родившее цветок.
1996
Было ль светлое иль нет —
Всё неправда… всё отрава!..
Только ты, лазорев цвет,
Поднимайся, Владислава!
Всем единственным владей:
Тайной клязьменской дубравы,
Дружбой эльфов и людей,
Чашей грёз и кубком славы!
Свет мой чистый, пульс мой частый,
Смысл мой вечный, долг мой правый,
Путь мой Млечный бесконечный —
Всё зовется Владиславой!
На своей основе шаткой
Мир колеблется, дрожит…
Над больничною кроваткой
Свет оранжевый жужжит…
Что с тобой, моя отрада?
Кто тебе ответил злом?
Погляди, голубка Влада,
Май трепещет за окном!
Погляди, голубка Влада:
Между небом и травой
Рукоплещут ветви сада
И скворец поёт живой…
Все плохое – не про Владу.
Злые сказки – не про нас.
Нам – смеяться до упаду.
Нам, смеясь, – пускаться в пляс.
Нам – бродить в лугах цветочных,
Слушать звон и дальний лай
И в стихах немногострочных,
Избегая рифм неточных,
Распевать про месяц май!
Дочка моя, веточка
Древнего ствола,
Золотая ниточка
Алого плаща…
Речь твоя премудрая,
Так белым-бела:
Ничего б, наверное,
Я не поняла,
Скудного, банального
Смысла в ней ища…
Дочка моя, реченька,
Спящая вполсна,
Тоненько поющая
Под седым ледком…
Жизнь твоя прозрачная
Так ясным-ясна,
Что почти не видима
Ты ещё ни в ком:
Ни в блестящем рыцаре,
Ни в чужом стихе,
Ни в Прекрасном Принце,
Лучшем женихе!
Дочка моя, лодочка,
Льнущая к волне:
Ничего не надобно,
Лишь бы ветер дул,
Лишь бы нёс он лодочку
От меня – ко мне
И дорожку лунную
Перед ней тянул,
Чтоб с пути не сбиться ей,
Чтоб всегда светиться ей,
Свечечке лучистой,
Совести пречистой…
1982
С дочкой Владой, 2010 г.
Если хочешь сделать мне подарок,
Подари мне чёрное платье:
Из тончайших белоснежных ниток
Я свяжу к нему пелерину…
В этом чёрном, узком, длинном платье,
В оперенье, мерцающе снежном,
Может быть, я буду ближе к небу,
Уподоблюсь жителям небесным,
Может быть, они меня узнают —
И однажды молнией беззвучной
Рассечёт мою каменную память
Честный вестник родины забытой…
О, мне не надо утешения —
Один Господь меня утешит:
Меж облачного мельтешения
Кору с души моей отешет!
Что ж! нет взаимопонимания,
Слияние недостижимо!
Но разве легче сочетание
Живого пламени и дыма?
Мой ангел! посвяти парение
Глухому обмороку тела —
Не вознесенья, а смирения
Я так хотела… так хотела…
Читать дальше