– Что ты, Сергей Данилыч, – отвечала я – То ж благородная латынь!
Нет ничего удивительного, что именно латынь… 96-98-й… Моё поворотное время. Судьба столкнула меня (действительно – столкнула!) с удивительным человеком. И если прежде меня формировала книжная стихия – не семья, не школа, не двор, не быт (только разменяв первые три десятка лет, поездив по свету и повидав людей, я поняла, насколько скуден, неустроен и несчастлив был этот быт), – а разного калибра библиотеки, в которые я сбегала к «своим», – то теперь мне был преподан урок настоящей, не книжной жизни…
Сергей Юрьевич Курганов, философ, учитель, математик, историк, писатель, вдохновенный безумец – циничный, великодушный, беспощадный испытатель человеческих душ и сентиментальный воздыхатель… мистик и прагматик… в общем, потрясший меня до основания искуситель, злодей и творец)
Что должно произойти с куколкой души, чтобы она встряхнулась, вспомнила, что вообще-то она бабочка и решилась разодрать свои привычные удобные оболочки, чтобы вырваться на свободу?
Помните – у Николая Носова, в повести-сказке «Незнайка и его друзья», герой, в отсутствии «лидера» берёт на себя его функции, хвастается, пожинает плоды незаслуженной славы – купается в ней, в славе-то… а потом «лидер» прибывает к месту назначения и разоблачает самозванца. И вот бредёт Незнайка, сжав кулаки от обиды, закусив губы и не разбирая дороги, и вдруг больно ударяется лбом о забор… поднимает глаза, а на заборе кто-то уже нацарапал: НЕЗНАЙКА – ДУРАК! И… вот тут-то и началось главное – Незнайка был до того потрясён, что впервые стал по-настоящему учиться!
Так вот – Курганов стал для меня «незнайкиным забором». Я ведь всё время была Очень Умной Девочкой. По крайней мере, пока я училась в школе, в институте, и потом, когда начала работать в школе, в колледже, – умнее вокруг как-то никого не наблюдалось))) и вдруг! Бац! «Да ты у нас дура, тётенька!».
И понеслось… Древняя Греция. Древний Рим. Новый круг жадного, захватывающего чтения – теперь, благодаря Курганову, уже гораздо более систематического. Это притом, что у меня уже была семья и двое маленьких детей. Я исхудала буквально до подросткового состояния. Превратилась в девочку-ученицу.
Была ли это любовь? не знаю. Вряд ли. Просто я увидела над собой планку, которую необходимо было взять. И я её – взяла. Роман начался и закончился. Хотя никакой на самом деле это был не роман. Или… может быть. Такой поздний «роман воспитания»)))
90-е – самый, пожалуй, плодотворный период моей судьбы. Я никогда ни прежде, ни после столько не читала, не писала и с такой страстью не работала. И первый результат этой работы – тоненькая книжка, к изданию которой прямо причастен всё тот же неутомимый в своей щедрости Николай Николай Ерёмин.
Книжка называется «Res cogitans». В неё вошли стихи разных лет – включая то, что я когда-то не взяла в «Фамильное серебро». Но в основном, конечно, – то, что возникло под влиянием нашей «войны» с С.Ю.
ИЗ КНИГИ «RES COGITANS» (1998)
«Откуда ты, тоска по слову?..»
Откуда ты, тоска по слову?
Петуший крик, звериный зык…
Жизнь посвятить меня готова
В свой непридуманный язык.
Но я плохая ученица.
Моя душа – честней меня,
Как птицы тёмная зеница,
Как разум волка и коня…
В ней бродят древние наитья,
Разрыв-трава и сон-трава,
Но как могла бы воплотить я
Их в полновесные слова?!
Откуда ж ты взялось, рекомое?!
Ужели вправду неспроста
Стянуло жёсткою оскомою
Многоречивые уста?..
«Вот эта комната, где столько лет подряд…»
Вот эта комната, где столько лет подряд
Из всех щелей курилось нетерпенье,
Где прял печаль незримый шелкопряд,
И половиц таинственное пенье
Напоминало – за звучком звучок —
О временах жестокого романса,
И по ночам в углу твердил сверчок
Одну и ту же фразу… из Сен-Санса…
И тот же ритм тарелочки окон
Подхватывали, глухо, но задорно,
И ходики, и в кухне капель звон,
И электрички страстная валторна…
А Муза, прислонившись к косяку,
Такой казалась строгой и смиренной,
Что лист, принявший первую строку,
Нечаянно отсвечивал геенной…
«И нашу рощу ветром просквозит…»
И нашу рощу ветром просквозит…
В предательстве друг друга обвиняя,
Забыли, что, счастливых, нас хранит
В себе её распахнутость сквозная…
В её прозрачном шорохе горит
Тоска неизъяснимая – такая,
Что, милый, ты заплакал бы навзрыд,
В неё по гулким тропкам проникая.
Но где набраться слез? Ведь не впервой
Тебе метаться, клясть и класть поклоны,
И требовать повинной… мировой…
А в роще поселился дух зелёный,
Неслышимый, незримый, но живой —
В стволах гудит и расправляет кроны…
Читать дальше