Наталья Тимофеева - Синергия. Стихи

Свинцовы сумерки в кровавой опояске,
И воздух стал медлителен и свеж.
Поблекли тени, и размылись краски,
И колоб лунный масляную плешь

Из-за крутой горы выкатывает важно,
Стараясь вниз на смертных не глядеть,
И пустота фонариком бумажным
Летит к земле, нелепая, как смерть.

А звёзды в ней блистают мелкие, как порох,
Не покидая заданных орбит.
И прошлых жизней поглощая ворох,
Немая бездна властвовать спешит.

Голос тонкий, голос нежный,
Скольких ты пленял собой —
Среди зависти безбрежной —
Очарованных тобой.

И теперь, хоть нету мочи
У хозяйки прежних нот,
Но её сияют очи,
Где душа её живёт.

Голос тихий и распевный
Провожает щедрость лет,
И горит её душевный,
Негасимый чистый свет.

Сны спустились в печные трубы,
Окружили мою кровать
И, целуя глаза и губы,
Стали нежности навевать.

Всё бы им вкруг меня шаманить
И внушать мне иную явь,
Вороша и тревожа память,
Сколько с временем не лукавь.

У былого такая данность:
Год за годом – за слоем слой.
Сколько мне тех годов осталоь
На дороге моей земной?

Вещих снов я видала много,
Что сбылось, что легло под спуд…
Как на грош пятаков у Бога
Вас, не верящих в Страшный суд.

Вечность снами готовит душу
К переходу в иной предел,
И уйти я почти не трушу,
Отрешась от бесславных дел.

Только в жалости необъятной
Я смотрю на знакомый свет,
Зная, что не приду обратно,
Ведь обратной дороги нет.

Где-то там, в беспредельной дали,
Где познания зреет плод,
Встречу всех, кто так долго ждали,
Что наступит и мой черёд.

У Саломеи голос звонок,
Прекрасны бёдра, узок стан,
Она почти ещё ребёнок,
Но ей талант соблазна дан.

Она юлой кружит у трона,
Сияют очи, дышит грудь…
И смотрит Ирод возбуждённо,
Не в силах взгляда отвернуть.

Но вот окончен танец девы,
Она склонилась пред царём.
Рабынь протяжные напевы
И пляска – щедрость будят в нём.

На всё готов он для танцорки:
«Скажи, что хочешь ты, дитя?
Рабынь, полцарства? Дам шестёрку
Коней, за танец твой платя?»

Но, обратясь к Иродиаде,
Смиренно та спросила мать,
Чего ей пожелать от дяди,
Чтобы самой не прогадать.

Иродиада, в кубок глядя,
Где винный отблеск будто кровь,
Сказала: «Дочь, покоя ради,
Чтоб посягать не вздумал вновь

Никто на счастье наше, надо
Просить Крестителя главу.
Нам будет славною награда,
Что кончит дерзкую молву»…

И голову внесли на блюде,
И положили к их ногам…
Тетрарх, велик и неподсуден,
Угоден девам и богам,

Сидел с предчувствием неясным,
Растерян, мрачен и незряч,
А всё вокруг затмилось красным,
И в шуме пира мнился плач…

Но наваждение пропало,
Залито кубками вина,
И ношу страшную держала
Девица, сшедшая с ума.

И всё обыденным казалось,
Но тронул стрелки новый век,
И время истиной пронзалось,
Что нёс нам Богочеловек.

А мы, забывчивы и грешны,
Танцуя в вихре бытия,
Никак из нашей тьмы кромешной
Своё не высвободим "я".

Я – мощь пространства, сила шторма,
Я создан мыслию Творца.
Мне не знакомо слово «норма»,
Бываю я быстрей свинца.

Я и ласкаю, и пронзаю,
Я с ног сбиваю, как шрапнель,
Я песни жалобные знаю,
Я вою, словно дикий зверь.

Я в головах бушую знатно,
Меня не ждут, я тут как тут.
Я паруса треплю о ванты,
Я не даю затеплить трут.

Пласты сдвигаю я эфира,
Играя, туч пасу стада,
Я вихрь стремительного мира,
Я – разрушения страда.

Но без меня полушки стоит
Ваш заболоченный покой, —
Ваш смрад дождями не омоет
В бетонной клети городской.

Вы без меня в дыму и гари
Дышать не сможете ни дня…
И я лечу-свищу в угаре,
А вы вольны бранить меня.

Оставьте дикарей наедине с собой,
Авось, они сойдутся для потехи.
Издав победный клич, дикарство рвётся в бой,
Заведомо уверено в успехе.