Христина Кроткова: Белым по черному

…Спокойный холодок уверенного взгляда,
Привыкшего впиваться в высоту,
Я узнаю: им ничего не надо,
Такие умирают на посту.

О, жены бедные, о, матери в слезах,
Оставьте их лететь судьбе навстречу.
Игры таких не остановит страх,
Таким нельзя мешать или перечить.

С порога опустевшего, рукой
Прикрыв глаза от режущего солнца,
Глядите вслед летящим высоко,
Рожденным добиваться и бороться.

Верю в деревья. Они растут,
У них есть листья и корни.
Весной они хорошеют в цвету,
Холода выжидают упорно.

Но верю я также и в облака —
Они легки и летучи.
Они играют и шутят, пока
Не вырастают в тучи.

Одним доля: жить большой семьей,
Жизнью жить простой в кругу людей,
А другим судьба: весь путь земной —
Поединок с совестью своей.

Душно корню, горько корню в почве сухой
Пробираться, пробиваться, ползти.
Трудно ветви раздвигать перед собой,
Первому вперед идти без пути.

Ветер осенью разнес семена.
Семя взбухшее сильней, чем динамит.
И опять за зимой идет весна
И прошедшее с будущим роднит.

Вырастет новая сосна,
Небу зашумит.

Народ кричит о бедствиях, о хлебе,
Его волнует дневная судьба, —
Поэт молчит. Какой прекрасный жребий!
Поэт ноет — безмолвствует толпа.

И что прекрасней, впрямь, чем жизнь поэта,
Его проворный и бесцельный шаг,
Взлетающая ввысь по воле ветра
Оторванная легкая душа.

И жаркий груз любви в пустую легкость песни
Он претворит, в видения — любовь,
При жизни вознесется и воскреснет
Он, проходя сквозь свой земной покров.

Он знает дни: вот суета потухла,
И свет в очах, и звуки полнят слух.
Смиряет дух и преклоняет ухо,
И первозданный узнает испуг.

Неумолкаемый раскат органа
Могучим дуновеньем мир покрыл,
Все ближе свет, все явственней осанна,
Все резче муки вдруг проросших крыл.

И вдруг, прозрев, он узнает — пронзенный
Огромным светом, уходящий ввысь
Свой мир земной, но одухотворенный,
И несть болезнь, и несть печаль, но жизнь.

Привычная святость восторга,
Бесчинный и вечный покой.
Тебе ли не платят дорого,
О, муза, за голос твой?

И в бессмертных своих ожиданьях
Жарки дни и бесславно тихи.
Как молитвы, как заклинанья,
Повторяю, зову стихи.

Но порою бывают мгновенья, —
Их безумья не в силах обнять, —
То измена иль откровение, —
Не хочу и не смею понять,

Но в стихах неприступно прекрасных,
Что в молитве твержу наизусть,
Слышу запах горелого мяса,
Чую крови соленый вкус.

Забрела в цветник корова,
Смотрит тупо и сурово.
А на клумбе, как эмблемы,
Гиацинты, хризантемы.

Шевельнув хвостом, без слова
Побрела домой корова.
А на клумбе, важны, немы,
Гиацинты, хризантемы.

Кружатся ангельские дни
В неумолимом совершенстве,
И жизнь, прекрасная по-женски,
Ноет вдали: — Повремени… —

Невероятная любовь!
Всегда одна, всегда все та же.
Судьба когда-нибудь расскажет
Про нашу страсть, про нашу кровь.

О, бесконечна счастья нить,
И крепко тело человека,
И может, смертное, вместить
Любовь, бессмертную от века.

Рассветный бред мятущихся созвездий
В глуби души рождает дальний звон.
И первый стон — сереброкрылый вестник
Венца моей любви — мой первый стон.

Влюбленных взглядов гибкое сплетенье,
Но лунный парус в небе одинок.
О, звезд передрассветное томленье,
Ночной тоски певучее звено!

Рассветный бред мятущихся созвездий
В моей душе тревожит острый сон.
Прощаю боль безумно нежной мести,
Я приняла ее, звучит мой первый стон.