Христина Кроткова - Белым по черному

Бубенец замолк за поворотом
Темных вечереющих лесов.
Над полями — грустный отчего-то,
Голубой весенний полусон.

Прислонюсь тихонько к старой двери,
Постою немного на крыльце.
Буду думать, верить и не верить,
Буду думать о твоем лице.

Твоей нерадостной страны
Полузабылись очертанья,
Но внятный голос тишины
Всегда твердит ее названье.

Сулил неверное свиданье
Твой взгляд, и ясный, и немой.
Со мной — призыв и обещанье.
Я — не с тобой, далекий мой.

А дни плывут, что в половодье льдины,
И каждый день — томящий шорох льдин.
Прости мечты в печальные годины,
Прости мои скитанья без пути!

Мне жизнь ясна, и в сумраке вечернем
Закат пророчит мне кровавостью копья.
Я буду ждать все глубже, все безмерней,
Я буду вдаль смотреть, и ждать, и ждать тебя.

И день за днем, томительный и нежный,
В своей дали ты тих и одинок.
О, дай коснуться благостной одежды,
Позволь припасть и отдохнуть у ног.

В твоих садах ни стон, ни воздыхание,
Покой любви и солнце без конца.
И я слежу, не преводя дыханья,
Бестрепетность и благостность лица.

Я не приду взволнованной и нежной
К твоим садам на берегу реки.
Вдали видны знакомые одежды,
А рядом веют сны моей тоски.

Но — тихий шаг, и отчужденность взгляда,
И — вдаль глаза, опущена рука.
Вокруг же благостно молчанье сада,
И спутник невидим — моя тоска.

Проходишь ты, задумчивый и нежный.
В твоих садах светло и так легко.
Из-за ветвей белеются одежды.
А я — вдали — одна — с моей тоской.

В последний раз. Не отрывая глаз. — Простите.
Не поминайте лихом. Нет, пустите.
Я буду помнить вас всегда. —

Надолго хватит мне печального улова.
Еще одно я выучила слово,
Отчетливое слово: “навсегда”.

В последний раз. Так вот, так вот она, разлука.
В послед… Легко закрылась дверь, без стука.
Так пальцы жгут у жаркого огня.

Мне страшно за тебя: за светлую улыбку
И за непоправимую ошибку,
Что ты не полюбил меня.

Когда-нибудь после, мой друг,
Внезапной тоскою взовью
Из самого омута мук
Погибшую память твою.

И вспомню в бессчетный раз,
В холодном, упорном бреду,
И темные впадины глаз,
И смуглой руки худобу.

Ни пряди волос, ни письма.
Лишь черные мысли мои,
Лишь свежая тяжесть клейма
Короткой и страшной любви.

За смутную горечь
Веселых речей,
За смуглое горе
Цыганских страстей,

За встречную муку,
За голос судьбы,
За нашу разлуку —
Тебя не забыть.

Снег веселился, падал и шутил,
И ветер, буйствуя, хватал за плечи.
Я чувствовала сквозь огонь щеки
Присутствие, почти что человечье.

Ты помнишь, мы смеялись, уходя
Все дальше в ночь, в погоне за простором,
Кидая все. Немного погодя
Исчез маяк. Мы шли в открытом море.

Мы восхищенный проникали воздух.
Но посмотрев, как широко зажглись
Сигнальные огни на перекрестке,
Ты вдруг вздохнув сказал: — Смешная жизнь!

Смеялся снег, слетаясь к фонарям,
Своей довольный шуткой, опускался.
Он, видно, был в ударе. Да и впрямь
Тот первый зимний вечер им удался.

Так вот кто ты, попутчик мой по счастью!
Гляжу в упор, смелее, чем во сне.
Шагаем, сближенные соучастьем.
В карманах руки, на ресницах снег.

Ты, как всегда, домой придешь часа в два ночи
И, двери заперев, зажжешь усталый свет.
Пустая комната, где мрак, как время прочный,
Условился с тобой встречать рассвет.

Неспешно закурив, опустишься ты в кресло,
Взглянув на полчище любимых книг.
Назавтра, в одиночестве воскресном,
Задумчиво ты возвратишься к ним.