Владимир Фирсов - Солнечные колодцы

Я голосу моей Отчизны внемлю, как те солдаты,

Что в святом бою

Под пули шли не вообще за землю —

За дом родной, за Родину свою,

За мирный край,

Где соловьиным свистом

Оглашено заречье по весне,

Где облачко скользит в просторе мглистом

Навстречу народившейся луне…

Моя земля!

Мне жить по тем заветам

И верить,

Что смогу дожить,

Когда

Мне скажет сын:

— Мой век. Моя планета, —

И это будет верно навсегда.

Нашу землю

(Посмотри же!)

Прошлое украсило

Баррикадами Парижа,

Волгой Стеньки Разина.

Что кандальное железо

Против школы мужества!

«Варшавянка» с «Марсельезой»

Стали русской музыкой.

С ней сумели тьму осилить

Впереди идущие,

С ней идет

Моя Россия

В светлое грядущее.

Для нас

Давным-давно привычны

И безупречные часы,

И огонек,

Сокрытый в спичке,

И снег, и серебро росы,

И свет озер в лесных оправах,

И новый свет в таежной мгле,

И правда Ленина,

И слава

Людей, живущих на земле…

Сквозь все утраты и потери

Мы веру в разум берегли.

И вот

Согласно нашей вере

Стартуют в космос корабли.

Эпоха, стало быть, такая,

Что в городе или в селе

К полетам в космос привыкают,

Привыкнув к чуду на земле.

И, услыхав о приземленье,

Толкуют город и село:

— Ну что ж, обычное явленье.

Иначе быть и не могло.

На подсиненные снега

Стога отбрасывают тени.

Молчат

Вечерние луга

И отдыхают от метели.

Они молчат,

В себе храня

Тепло цветастого июля.

И каждый стог гудит, как улей,

Медовым запахом дразня.

Идешь лугами,

И молчишь.

И горько думаешь,

Что где-то

Стогами

Ввысь глядят ракеты

И расколоть готовы тишь...

Мне страшно думать,

Что уйдут

Стога, снега и лунный вечер,

Что этот мир давно не вечен,

Что травы вновь не зацветут,

Не будут

Новые стога

Вот так же, пережив метели.

Отбрасывать косые тени

На подсиненные снега.

Плачут ветлы и ракиты

Осенью и по весне…

Плачут вдовы

По убитым,

По забытым на войне.

Заросли травой воронки

На виду у тишины.

Но, как прежде,

Похоронки

Пахнут порохом войны.

Пахнут порохом,

Слезами,

Дымом дальних рубежей

И лежат

За образами,

За портретами мужей

Похоронки! Похоронки

На груди моей земли

Поросли травой воронки,

Вы быльем не поросли.

Вам и верят и не верят,

Хоть прошло немало лет.

По ночам открыты двери,

Ждет кого-то в окнах свет.

Что там годы

За плечами

Деревень и городов!

Безутешными ночами

Вас тревожат руки вдов.

Вы, как прежде, руки жжете.

– Не придет! – кричите вы.

К сожаленью, вы не лжете,

Вы безжалостно правы.

Потому кричите громко,

Что ничто не изменить…

Похоронки, похоронки,

Как бы вас похоронить!

Еще живет войны дыханье,

Еще стоят, крича, кресты…

А в бывшем лагере,

В Дахау,

Возводят женский монастырь.

Расчетливо и пунктуально…

Во искупление грехов

Здесь

Вместо камер

Будут спальни

Невест, не знавших женихов.

Здесь будут истово молиться

Над кровью проклятой земли.

Здесь будут прощены

Убийцы,

Что от возмездия ушли,

И будет

Тень креста

Качаться

Над страшным криком мертвых плит,

И будет многое прощаться

В елейном шепоте молитв…

Все станет буднично, законно,

Не то, что двадцать лет назад.

Туристы

Будут умиленно

Глядеть монахиням в глаза,

Читать на лицах состраданье,

О гуманизме говоря,

И жертвовать

На содержанье

Модерного монастыря.

Лампады,

Крестики,

Иконы…

Но стоны мертвых

Будут жить.

Елейным словом,

Сладким звоном

Их не удастся заглушить.

Они, как птицы, будут биться

Над сталью вздыбленных ракет,

Напоминая, что

Убийцам

Прощенья не было и нет!

С. В. Смирнову

Над Черной речкой белые стога.

Вороны с криком

Мимо пролетают...

Как все нелепо!

И лицо врага

За снежной дымкой отдаленно тает.

Как все нелепо!

Горький плач саней

И тишина,

В которой мало света...

Осиротели песни наших дней

С последней песней вещего поэта.

Он умирал...

Но в мире смерти нет!

Вот Лермонтов,

Смеясь, идет к барьеру.