Владимир Фирсов - Отечество, стихи и поэмы

Полевые цветы, луговые!
Перелески
В знакомых цветах...
Где-то здесь
Ощутил я впервые
Теплый мед на девичьих устах.

— Целовались?
— Да как целовались!
Под понятливой тенью ветлы.
— Миловались?
— Да как миловались!
Мы ведь были друг другу
Милы.

Эту милость сердец и природы
Я в душе как цветенье храню
И безгрешные
Юные годы
Во грехах никогда не виню.

Ты говоришь:
— Как быстротечно время!.. —
И жадно сигаретою дымишь.
Ты говоришь:
— Любимая стареет,
Вернее — постарела, —
Говоришь...

И смотришь взглядом
До сих пор умелым
На молодых хорошеньких девчат,
Что смотрят нам в глаза
Уж больно смело, —
Их не страшит,
Что нам по пятьдесят.

Тяжел твой взор
И седина — туманна,
Как во поле увядшая трава...
Любимая стареет...
Горько, странно
Мне слышать эти страшные слова.

Неужто ли состарились
Объятья,
Молчание
И шепот в тишине?
Любимая!
Священное понятье
Сама судьба пожаловала мне.

Меня с моей любимой
Повенчали
Заботы,
Беды,
Праздники страны.
И потому
Обиды и печали
Мне с ней в дороге
Не были страшны.

Мы вместе прошагали
Четверть века
Сквозь буреломы
Разных лет и дней.
И если я душой не стал калекой,
То этим
Я обязан
Только ей.

Я только ей одной
Обязан словом,
Добром,
Что ныне людям раздаю.
Она —
Моя нетленная основа,
Я лишь о ней
В своих стихах пою.

И с ней
Мою тревогу
И дорогу,
Беспечные,
Мы делим на двоих.
Любимые
Состариться не могут,
Пока мы беззаветно любим их.

Последний луч
В безветрии погас.
Последний лист
Неслышно стек с березы.
И в сутени
Повеяло на нас
Безжизненной
И безнадежной прозой.

Покинуто
Печалились леса.
Поля пустыней вечною
Казались.
И на год постаревшие
Глаза
Безмолвного уныния
Касались.

И тишина,
Что тишиной была
В тревожном ожидании
Рассвета,
Незримой паутинкою
Легла
На безвозвратно
Прожитое лето.

По подвигам сверяя совесть
Свою,
Товарищей,
Друзей,
Я перелистываю повесть
Военных лет, ночей и дней...

Идут!
Идет моя пехота —
За шагом шаг —
Который год.
И жить, похоже, неохота,
А политрук твердит:
— Вперед!

Идет,
Идет моя пехота.
За шагом шаг
Все тяжелей
Идут,
Идут —
За ротой рота —
Солдаты совести моей.

Чудовищно длинна дорога,
Одна из пройденных дорог.
Идут,
Хотя идти не могут.
Идут.
Идут...
А я бы смог?
И я шагаю вместе с ними,
Полуглухой, полуслепой,
И молча повторяю имя,
Благословившее на бой...

Идет,
Идет
Моя пехота
С командой вечною:
— Вперед! —
Когда же стало жить охота,
Пред жизнью встал
Фашистский дзот.

В нем — враг.
И он себя не спросит:
— Убить меня
Иль не убить?.. —
Он косит жизнь,
Он жизни косит
Рожденных жить
И жизнь любить.

Не человек,
Он просто дзот.
А нам судьба —
Идти вперед.

Он косит жизнь
Не просто сдуру,
Лишенный совести, стыда.
На собственную амбразуру
Враги не лягут никогда.

А мы должны закрыть
Поганый
И огненно-кровавый рот.
И политрук
С одним наганом
Вперед безудерженно прет.

Я вижу,
Как он оглянулся
На нас, мальчишек,
Как он лег
На пулемет, что захлебнулся...
А ты бы смог?
А я бы смог?..

Легко сказать, когда не знаю,
В дни мира верю про запас.
Легко оказать...
Но умираю
На амбразурах сотый раз.

Мы гадать на ромашках не будем,
Пусть другие их трепетно рвут,
Ведь живем мы и любим, как люди,
Жаль,
Что нелюди
Рядом живут.
И, жестокое время сверяя,
На закате холодного дня
Ждут,
Когда я тебя потеряю
Или ты
Потеряешь меня.
НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ
Стол письменный.
И — ни души вокруг.
В окно швыряет
Лунным снегом
Вьюга...
Вдруг входит Некто,
Явно, что не друг.
А я ведь так желал
Прихода друга!

Вот он к столу подходит
Не спеша.
Садится.
И меня не замечает.
И, не дыша,
Как мышь в копне шурша,
Написанное мною
Изучает.

Он различает
Почерк мой легко.
Читает по-актерски —
С выраженьем,
Проникновенно,
Четко, глубоко,
Сочувственно,
Но чаще — с раздраженьем.

Он продолжает
За столом сидеть,
То помрачнев,
То улыбаясь сладко...
И тщетно я пытаюсь
Разглядеть,
Какая у его плаща
Подкладка.

Вот он швыряет рукопись
На стол.
И сам с собою
Говорит негромко:
— О Родине стихи...
Не то, не то...
С такими вряд ли
Ты придешь к потомкам.
Стихи о вдовах, о сиротах...
Грусть!
Любовь к земле —
Прошедший день, не боле,
О Родине стихи...
Россия... Русь...
Кому нужны
Следы ушедшей боли?

Черемуха. Ручьи
И соловьи...
Изба с вербой
Состарились на взгорье...
Ах, бедненький!
Кому нужны твои
Стихи печали,
Радости и горя?

Любовь... любовь...
Надежда, верность, боль...
Но вряд ли перед ними
Встрепенутся.
Кому, скажи,
Нужна твоя любовь
В эпоху
Сексуальных революций?!

Вот безысходность -
Это еще так,
Куда ни шло!
Глядишь,
И пригодится.
И все ж напрасно тщишься ты,
Чудак,
Ну было б вправду
Чем тебе гордиться.

Гордишься,
Что Отчизну любишь ты
И служишь ей,
Как верный пес у двери.
Но это же риторика!
Пусты
Твои слова.
Никто в них не поверит.

Ты в облаках,
Как многие, паришь.
Стихи твои
Для мира — не подарок.
Не примет их
Ни Лондон, ни Париж,
Ну а Нью-Йорк
Их не поймет подавно.

Любовь к Отчизне —
Это же кино.
Патриотизм
Давным-давно не в моде.
Да и тебе
Пора бы уж давно
Подумать о себе,
Не о народе.

Народ,
Он позабудет о тебе...
— Ну нет, приятель! —
Говорю я внятно. —
Я буду жить
В его святой судьбе,
Тебе ж судьба народа
Непонятна.

Вот ты-то, верно,
В облаках царишь.
Точней, не в облаках,
А в тучах смога.
Что из того,
Что в Лондон иль Париж
Моим стихам
Заказана дорога?!

Переживу,
Коль пережил не то.
Мне б о народе рассказать,
Что знаю.
А Родину люблю я
Лишь за то,
Что для меня
Она всегда родная.

От деревенской хаты
До Кремля,
От высоты орлиной
До травинки,
Она вошла с рождения
В меня
И обернулась каждою кровинкой.

В любовь я верю,
Что судьбой дана
Как сладкий миг,
Что нам детей дарует.
А жалкая любовь
Мне не нужна,
Которую
Кому не лень, воруют.

У совести
Бессмертно
Торжество!..

Но недруг мой бубнит,
Меня не слыша.
Мне странно оттого,
Что ничего
Не видит он,
К тому ж еще —
Не дышит.

Протягиваю руку.
И рука,
Как в пустоту,
В него свободно входит.
— Ну что ж, поэт, —
Он говорит, —
Пока!
Живи себе
Заботой о народе...

Он вышел,
Дверь захлопнув за собой
Беззвучным
И невидимым движеньем...
О боже!
Это ж призрак —
Недруг мой.
И создан он
Моим воображеньем.

И все же
Не случайно он возник —
Весь в желчи,
В сожаленьях
И заботе.
Должно быть, есть
У недруга
Двойник,
И он-то, к сожаленью,
Не бесплотен...

Стол письменный.
И — ни души вокруг.
Унялся снег
Под чистым лунным кругом.
До боли в сердце
Жду прихода друга.
И вот — звонок,
И на пороге — друг.