Тибул Камчатский - Дом на краю света

Здесь поленницы круглые, как стога.
В этой тихой гавани берега
норовят осыпаться желтой глиной,
оставляя на местности след змеиный.

Здесь коровы, как встарь, переходят вброд
перекаты речные, и мутят воду.
Здесь растет лебеда. И народ живет,
как не снилось ему самому, народу:

потому что никто не мешает встать
рано утром, и не зажигая свечи,
отворить окно настежь, дышать, мечтать
о каких-то делах и волшебных встречах.

Потому что и в крае больших чудес
ты отдашь все на свете, за то, что ныне —
за дорогу, ведущую в темный лес,
запах хлеба, и горечь сухой полыни.

Снег идет… Фонари освещают деревья.
Белый саван укрыл бесконечную гладь.
Отчего так легко в позабытой деревне,
выйти ночью во двор – и подолгу стоять?..

Беспросветная ночь. Бесконечная вьюга
заметает следы, заметает дома…
Где-то там, далеко, мы забыли друг друга,
разошлись навсегда. И настала зима.

Только снится мне все: одинокие тени,
мы стоим у реки, между нами – вода.
Деревянный настил, расписные ступени,
и в котомке моей – голубая звезда.

Как давно это было… Как будто навеки
я запомнил слова – сохранил, уберег.
Немигающий взгляд, полускрытые веки,
ветер в сердце моем, зов нездешних дорог.

Ветер в сердце моем… Заблудится, забыться, —
что осталось еще?.. Здесь так тихо, тепло…
Ночь проходит вокруг – голубой вереницей,
ночь колдует вокруг. Замело, замело…

Снег идет… Словно давние чьи-то преданья
оживают вокруг, навевают печаль…
Осторожная глушь. Тишина, ожиданье.
Беспросветная ночь. Бесконечная даль.

Девушка в тайном альбоме выводит простые слова…
Клетчатый плед, словно саван, лежит у ног.
В сонме томящих грез – кружится голова,
редкие слезы сливаются с горечью строк.

Пахнет гвоздикой, и жмется под окна густая сирень.
В тусклых просветах унылая даль видна.
В храме забытых стен – богиня одна весь день,
и целую ночь, в темноте и обиде, – одна.

Утро туманом в холодных оврагах печаль затаит,
розовой дымкой вспарит в облаках рассвет.
Тише, чужие ветра! Юная фея спит,
темные волосы грустно осыпав на плед.

Пусть ей приснятся обманы и сказки невинных вежд,
шепот дремучего леса у тихой реки…
Первые слезы любви – выдуманных надежд —
так непонятны, и невероятно легки.

Как тишина пронзительно ясна!
Мне не до сна. Зима в окно стучится.
А у меня в душе – опять весна:
капель, свирель, лесная медуница.

А у меня – забот невпроворот.
Плетут густое кружево метели.
И бьют часы. И скоро Новый год.
И дни, кружась, как листья пролетели.

И тишина… И только слышно мне,
как во дворе бормочет что-то ветер.
Мороз узор рисует на окне,
и больше – никого на белом свете.

Но мне не скучно. Я сижу больной,
смотрю в окно, на снежные аллеи…
И оттого, что нет тебя со мной,
мне на душе становится светлее.

Мое детство – в избе деревянной…
Чу! Ты слышишь: блуждает по крыше
домовой – растревоженный, пьяный
(или мыши).

Копошится в угодьях чердачных,
шебуршит прошлогодней трухою,
занимается в окнах прозрачных
чепухою.

Вот и совы – нахохлившись, тихо —
как шары на косматых деревьях.
Ходит-бродит мохнатое лихо
по деревне.

Мир вам, в дебрях шуршащие мыши,
мир вам, ветви с рогатой совою…
О, ветра! Заметите мне крышу
золотою листвою!

Целый век на косогоре древнем
догорают млечные огни.
Спят во мгле забытые деревни,
и проходят медленные дни.

Остановишь миг – зайдешься дрожью:
видишь вдруг, как в поле у межи,
все идет себе по бездорожью
кто-то белый в сумеречной ржи.