«Ведь только люди говорят…»
Ведь только люди говорят,
что в этой жизни нету счастья.
А годы птицами летят
и все мы слуги чьей‑то власти.
Кто служит длинному рублю,
а кто покорен узкой юбке.
Кто губит молодость свою
в стакане или просто в рюмке.
Мы все рабы, – рабы вещей,
обречены дышать враждою.
И плесень, гниль с души своей
слезами я уже не смою.
И всё нам кажется порой,
что мы свободны от желаний.
Какой же страшною ценой
мы подошли к последней грани…
Мой век духовной слепоты:
прости бездумных и заблудших.
Позволь нам веру обрести.
Вдохни смиренье в наши души.
Я родился в такую эпоху,
где путь к Богу для всех был закрыт.
Что ж, свободным быть, вроде, неплохо,
только этим не будешь ты сыт.
Трудно жить без спасительной веры,
без восторга бессмертной души.
Лишь уныние, страх и потери;
только зависть, обман, барыши.
Путь один есть, другого не будет, ‑
остальные ведут в никуда.
Только совесть одна здесь осудит.
Нет пристрастнее в мире суда.
Только к Богу прямая дорога.
Только Он все поймет и простит.
Труден путь и преград будет много.
Но другого нет в мире пути.
«Он часто ей читал стихи...»
Он часто ей читал стихи,
дарил цветы, но правда редко.
И в мыслях правильных своих
всегда считал ее кокеткой.
Она дарила ему сны -
пушистые, как чистый иней.
И там, в объятьях тишины,
являлась юною богиней.
Так шли года и жизнь была
как солнца луч, что светит ясно, -
как снег искриста и светла,
всегда желанна и прекрасна.
«Я живу в отдаленном селе…»
Я живу в отдаленном селе,
вдалеке от больших городов.
И, подобно упорной пчеле,
всё слагаю созвучия слов.
Позабросил другие дела.
На окне даже кактус засох.
Целый день у большого стола
речь веду с отголоском эпох.
Правда, с рифмой проблемы пока:
говорят, что глаголы – плохи.
Вот и лезут они напоказ,
как назло, прямо в кончик строки.
Призрак звезд затихает в окне.
Шепчет ветер в печную трубу.
Не расслышать в пустой болтовне
что пророчит, какую судьбу.
Муза ходит, но редко уже,
видно с транспортом плохо совсем.
И осталось в моем багаже
очень мало лирических тем.
Эх, залечь бы в высокий бурьян,
беспечально и празднично жить.
Всё равно в этих книгах обман.
Ну, зачем пустословье плодить?
Но кружится пока голова
от любви, от весны и тоски.
И стучат, словно капли, слова
поздней ночью в седые виски.
Размер в стихах – его основа,
фундамент здания, гранит.
Слова в строю – строка готова,
еще непрочно, но стоит.
Теперь их нужно по порядку
расставить строго по местам;
как в огороде садим грядку,
читать легко чтоб было нам.
Итак, размеры основные…
Всего их будет ровно пять.
Поверьте мне, они простые,
легко запомнить и понять.
Двустопный ЯМБ – любимчик музы:
беспечен, легок, шаловлив.
Он словно шар в объятьях лузы,
гусар, повеса – ох, игрив.
ХОРЕЙ диктует отрешенно
бумаге верные слова.
От них мне холодно и больно
и каменеет голова.
Теперь АНАПЕСТ – он трехсложен,
течет – как мощная река,
хоть величав, но флирт возможен,
но только в меру и слегка.
Вот АМФИБРАХИЙ – это барин.
С ним надо стоя и на «вы»,
не очень сложен, но коварен,
как ветер западный с Невы.
Серьезный ДАКТИЛЬ одиноко
стоит себе особняком.
Как подойти, с какого бока,
чтоб подружиться с чудаком?
Теперь с размерами понятно.
Ваш стих готов уже в печать.
Всё получилось строго, внятно
и не добавить, не отнять.
«И опять замирают рассветы...»
(Только, впрочем, об этом писал).
Надоела давно тема эта.
Потускнел светлый мой идеал.
Я не выдохся, просто "аллегро"
поменял на "анданте" пока.
Так в ночи замирает шум ветра,
вдаль течет безмятежно река.
Читать дальше