«…некому берёзу заломати,
Некому кудряву защипати…
Я пойду-пойду, погуляю,
Белую берёзу заломаю,
Выломлю я, гад, два пруточка,
Сделаю я, млад, два гудочка…»
Огни и корчи крови, лютый холод,
Зелёная походочка равнин,
И – песня надо всем! И – чёрный хохот
Над барством беломраморных лепнин.
Откуда, и куда… Какая дикость!
Когда всё так ознобно, так свежо.
Душа запела… разберись, поди-кось…
И страстно, а и страшно. Хорошо.
***
А на куличках вновь сирень маячит.
В испарине земля, как рожаница.
На щепку щепка лезет, бедный мальчик
Готов на каждой девочке жениться.
Соседка есть по парте, вот уж, там уж…
Она – своя, не стыдно ничего.
Но девочка задумчива. «Уж замуж?
Оно бы в самый раз. Но за кого?
Ты бедный, Вань. А мамка ржёт за водкой:
Держи покрепче, девонька, штаны,
А папка ей поддакивает плёткой:
Растили сиськи мы не для шпаны!..
Куда податься бедному мальчонке?
Девчонка подросла – и нет девчонки.
***
А память снова возвращает к соснам
Тропинкой через холм, наискосок,
Там волосы дочурки пахнут солнцем
И бабочки садятся на висок.
Подрагивают крылья и ресницы,
Горячей смолкой топятся стволы,
Там облако, как будто снова снится
Среди вершин. Края его круглы.
Там взгляд стволов к вершинам запрокинут,
А те – в покое облако хранят:
Подует ветер, вправо передвинут,
Едва утихнет, влево наклонят.
Извечный спор природы и природы,
И он, непротокольный, тоже суд.
Кому столпы бесстрастной несвободы
Сейчас свой приговор произнесут?
Река небес свободна, яснолица,
И дерево свободно в свой черёд.
Скрипит сосна. Подрагивает птица.
И облако шарахается вброд.
А крохотная девочка в косынке,
В вольготные забредшая края,
Начальница иголки и травинки,
Хозяйка стрекозы и муравья.
***
Ахнут иглы – вспыхнет ёлка.
В новогоднюю пургу
В домик твой отправлюсь, долго
Буду путаться в снегу.
В окнах свет, конец недели,
Время к водке, к пирогам.
Струйки жаркие метели
Тонко вьются по ногам,
Двор со мной перебегают,
Проползают под дверьми,
У ствола изнемогает
Золотого…
Ты пойми,
Грустно им за дверью, в праздник…
Эту змейку подберу.
Ты не рада? Стол украсим —
Поползёт по серебру…
***
Антоновкой пахло в саду, и апортом
В соседнем саду, а внизу, у воды
Прохладной малиной и мокрым забором,
В овраге полощущем клок бороды.
Там сырость живёт и зелёная вата,
Там срублена яблоня в тёмном углу,
Там к яблоне мох подползал виновато
И вверх – на три пальца – проплыл по стволу.
Там дух запустенья… но к вечеру планку
В заборе раздвинут, в воде постоят
И воду – тугими рывками – по шлангу
Движком перетянут и сад напоят…
Хозяин живёт в бороде и величьи,
Он любит по саду ходить в сапогах,
Не любит вывешивать знаки отличья
И любит сукно допотопных рубах.
Мы чай с ним под лампочкой пьём на веранде,
Он век говорить о соседях готов,
Он смотрит туда не антоновки ради,
А ради печальной хозяйки плодов.
Он вспомнит себя, он вдруг вспомнит солдата,
Вдруг вспомнит, смущаясь, ведь он не забыл,
Что сад его был мне соседним когда-то,
Не то чтобы мне, ну а всё-таки был,
Но он позабудет о странной соседке,
Он вспомнит иное совсем для меня,
Пока за оградой, в дому и в беседке,
Гасить перед сном не возьмутся огня.
От стен отделяется гамма
И тянет волокна к ногам,
И влажное слово Агава
Восходит в соцветие гамм,
Трава золотых сновидений
Вплетает потерянный звук
В орнамент ползучих растений,
В тепло человеческих рук,
Из трав стебелёк выдвигая,
Несёт, тишину шевеля,
На кончике остром Агава
Тяжёлую гамму шмеля.
Тётки пили, пили с детства,
Пил и папа, пила мама,
Всё спустили,
А в наследство
Пеpепала пилоpама:
Вжик, вжик, вжик, вжик,
Я и баба и мужик,
Никого не люблю,
Кого хочешь pаспилю.
Где моя
Детвоpа?
Ни кола,
Ни двоpа.
Пилоpама одна,
В ней сидит сатана:
Пилит, пилит, пилит, пилит,
Кpужит, кpужит, кpужит, кpужит…
Дети были б —
Нету мужа.
Нету бога,
Нету беса,
Вот уже и нету леса,
Вообще – ничего,
Вообще – никого.
Я одна во хмелю
Голый воздух пилю.
Потому что я – Бог,
Потому что – стою
Читать дальше