Вячеслав Киктенко: Предместье (Волшебные стихи - 3)

Вячеслав Киктенко

Предместье

"Только все неотступнее снится

Жизнь другая - моя не моя..."

Александр Блок. "Соловьиный сад".

...а что и вспомнишь - по весне,

Среди беседки, при луне,

Еще совсем нестарый

Стою себе с гитарой.

Не отворяет двор окон.

Зарос плющем ее балкон.

И слушает меня алкаш,

Один в ночи... и тот не наш.

Он будет, гад, благодарить.

Потом попросит закурить.

Потом попросит денег дать.

Потом чего-нибудь поддать...

А на дворе - весным-весна,

Над тополем - луным-луна,

И я, такой нестарый,

Стою себе с гитарой...

С котомкой грачей, весь в отрепьях

Завалится в город февраль

Бузить и орать на деревьях,

И врать, как безумный король.

Снежком, по-весеннему лживым,

Запахнет и воздух сырой,

И жар, запыхтевший по жилам

Под мокрой и слабой корой,

Весь кратер туманного цирка,

Где старый насмешник и враль,

Культя, колченогая цифра,

Хромает по лужам февраль,

Хмелек распаляет в гуленах,

Вздувает стволы фонарей...

И - мечутся стайки влюбленных

От мыльных его пузырей!..

ВРЕМЯНКА

Крест-накрест дранкою закрещены,

Багряно в ночь сочатся трещины,

Пока в саду, с волненьем слаживая,

Я за бычком бычок усаживаю.

Ты там, внутри сейчас, так жертвенно

Созревшая, царишь торжественно,

Горишь, по-царски мне обещана,

И ягода горит как женщина.

Так зреют годы, яды, полночи.

Так ягоды звереют волчьи,

Так бьют их красные подфарники

В густые звездные кустарники,

И никуда уже не денешься...

На что ты, милая, надеешься?

...лицо откинешь побелевшее

И заскулишь... какого лешего?

Скулишь, скулишь - не я, не я была...

Шалишь, - была! Какого дьявола

Теперь страшиться, стыть во мраке нам,

Когда уже мирам, их раковинам,

Цикадам их, радарам выдана

Времянка со сквозящей ветхостью

До дна, до выдоха, до выстона...

Она уже запахла вечностью.

Косматые, пьяные тучи

Одна исчезают в одной,

И звезды уже неминучи

В бурьяне руины ночной.

В глухом и постылом селеньи

Ты выйдешь одна на крыльцо,

На ветхие сядешь ступени,

И звезды ударят в лицо.

Тяжелая, черная карта,

Рулон в изумрудных камнях.

Мой город, мой каменный карлик

В наваленных тонет огнях.

И мысли мои замирают

В твоих, от которых я пьян...

...и звезды уже раздирают

Меж двух одиночеств бурьян.

На улицах осенне, нелегко,

Там лужи подморожены зеркально,

Там залегли планеты глубоко...

Миры стоят прозрачно, вертикально.

Там по столбам холодного огня

Проходит студенистое мерцанье,

И цепенеет в сердце у меня

Моих догадок - Кем-то - созерцанье:

А что как осень только лишь предлог

Так обнажить дрожащее сиротство

И сырость мира, чтобы ты не мог

Вновь прирасти к стволу единородства,

К родству со всем, чем жизнь людей права,

Что и кренит миры сырых догадок

И рушит их?..

Но как горит листва!

Как сух дымок!

Как чай вечерний сладок!..

Но как грустна провинция земли

В томительном, сиротском предстоянье,

Не Место, а предместье,

Где в бурьяне

Мы огоньки туманные зажгли!..

Вот и все. Вот и осень. И вроде б

Самый срок отступить в тишину...

Триста ангелов солнце воротят

Говорили порой в старину.

Год на склоне. Костры-невидимки

Жгут золою осенний покров.

Триста ангелов канули в дымке

Затмевающих дали костров.

Опустело свистящее небо,

Успокоилось поле в стогах,

Океаны тревожного хлеба

Улеглись в золотых берегах.

И нисколько б ни жаль в захолустьи,

От души нагрустившись, унять

Поздний жар истлевающей грусти,

Да причины никак не понять.

Не пойму, что за тихая сила

Протянула сквозным огоньком?

Паутинкой легко просквозила,

И оставила горечь с дымком.

Горек поздний дымок лихолетья.

Триста ангелов дверь отворят.

Вот и все... и царит полусветье,

Как порою еще говорят.

Как ты там, в деревне зимней,

В теплом доме у пруда?

Свет окошка темно-синий.

Невысокая звезда.

Точит печка, прячет печка

За решеткой клык огня.

Пес вздыхает у крылечка,

Цепью жалобно звеня.

Как тебя там окружило

Захолустною тоской,

Каково тебе с чужими,

Непривычной, городской?

Там косматые несутся

Тучи в грозной вышине,

Разъяряются, грызутся,

Не дают светить луне.

Там скрипуч, старинной кладки,

Горько жалуется дом.