Анна Брэдстрит - Поэзия США

Укажите мне город, который так звонко поет свои
песни, гордый быть грубым, сильным,
искусным.
С крепким словцом вгрызаясь в любую работу,
громоздя урок на урок, вот он — рослый,
дерзкий ленивец, такой живучий среди
изнеженных городков и предместий, —
Рвущийся к делу, как пес с разинутой пенистой
пастью;
Хитрый, словно дикарь, закаленный борьбою
с пустыней,
Простоволосый,
Загребистый,
Грубый —
Планирует он пустыри,
Воздвигая, круша и вновь строя.
Весь в дыму, полон рот пыли, смеясь белозубой
улыбкой.
Под тяжкой ношей судьбы смеясь смехом
мужчины.
Смеясь беспечным смехом борца, не знавшего
поражений;
Смеясь с похвальбой, что в жилах его бьется
кровь,
Под ребром бьется сердце народа,
Смеясь!

Смеясь буйным, хриплым, горластым смехом
юнца; полуголый, весь пропотевший, гордый
тем, что он свинобой, машиностроитель,
хлебный ссыпщик, биржевой воротила
и хозяин всех перевозок.

Заброшен и одинок,
Всю ночь напролет на озере,
Застланном туманом и мглой,
Какой-то пароход
Зовет и вопит непрерывно,
Как потерянный ребенок,
В слезах и страхе
Ищущий груди
Гавани-матери.

Туман приползает
на кошачьих лапках.
Он поглазеет немного
на город и гавань
и молчком
удаляется.

Они предлагают вам многое,
Я — очень немного.

Лунный свет в игре полунощных фонтанов,
Усыпляющее поблескиванье воды,
Обнаженные плечи, улыбки и болтовню,
Тесно переплетенные любовь и измену,
Страх смерти и постоянных возврат сожалений —
Все это они вам предложат.

Я прихожу
с круто посоленным хлебом,
ярмом непосильной работы,
неустанной борьбой.
Нате, берите:
голод,
опасность
и ненависть.

Ночью, когда морские ветра заключают город в
свои объятья
И прохлада на улицах, затаивших свой
пыльный полдень и шумный день;
Ночью, когда морские птицы окликают
городские огни,
Огни, сливающиеся на горизонте в название
города;
Ночью, когда, издалека направляясь сюда,
трогаются поезда,
Ибо нью-йоркцы не могут жить без хлеба и
не хотят — без писем, —
Ночью город живет тоже — хоть иначе, чем днем.
Ночью поют песни и танцуют танцы,
А матросы и солдаты выискивают нужный
номер дома.
Ночью морские ветра заключают город в свои
объятья.

Никогда не забуду тебя, Бродвей,
Твоих огней золотой призыв.

Никогда не забуду тебя,
Бурно-игристый поток, бегущий по дну теснины.

Ненависть зреет в сердцах, что знают тебя.
Губы, тебя одарявшие светлой улыбкой,
Отцвели и поблекли; они проклинают горько
Мечты, нашедшие раннюю смерть
На грубых твоих, беспощадных камнях.

Я — народ, я — чернь, толпа, массы.
Знаете ли вы, что все великое в мире создало
моим трудом?
Я — рабочий, изобретатель, я одеваю и кормлю
весь мир.
Я — зритель, перед которым проходит история.
Я высылаю в мир Наполеонов и Линкольнов.
Я — плодоносная почва. Я — прерия, которая
выдержит много распашек.
Страшные бури проносятся надо мной.
Я забываю.
Возьмут у меня и растратят все лучшее. Я забываю.
Все, кроме смерти, приходят ко мне, заставляют
работать и отдавать все, что у меня есть.
Я забываю.
Иногда я рычу, распрямляю спину и оставляю
несколько красных пятнышек на память
истории.
Потом — я забываю.
Когда я, Народ, научусь помнить, когда я, Народ,
осуществлю уроки вчерашнего дня и не забуду
больше тех, кто ограбил меня в прошлом году,
тех, кто дурачил меня, — тогда никого не найдется
на свете, кто произнес бы слово «Народ» хоть
с тенью насмешки, чьи губы скривила б хоть
складка презренья.
Чернь — толпа — массы придут тогда.

Я сидел с динамитчиком в немецком ресторане
за бифштексом с поджаренным луком.
И он смеялся и рассказывал о жене и о детях
и о защите труда и рабочего класса.
Это был смех непоколебимого человека,
знающего жизнь непоколебимую и горячую.
Да, этот смех звенел гордым призывом
перелетных птиц, в радостном упоении
прокладывающих свои крылатый путь
сквозь дождь и бурю.
Его имя пестрело в газетах как имя врага
народа, и немногие блюстители церкви и
школы открыли бы перед ним свои двери.
За бифштексом с поджаренным луком ни слова
не было молвлено о его подпольных
скитаниях террориста.
И вот я всегда вспоминаю его как жизнелюба,
любимца детей, поборника свободного,
веселого смеха, без всяких стеснений
влюбленного в горячие сердца и горячую
кровь всего мира.