Юрий Хейфец - Ежедневник

Твоя душа – моя душа:
Не тянем стон, едва дыша,
Не звуки струн посеребрённых
В единый соединены,
Но олово сердец влюблённых
Гудит под пламенем луны,
И плавится, и ввысь струится,
Чтоб стать оправой хрусталя,
Вокруг которого Земля
Заворожённая кружится —
И тянет стон, едва дыша:
«Твоя душа – моя душа»…

Когда-нибудь в какой-нибудь стране,
Конечно, умирать придётся мне —
Надеюсь, что в кругу моих родных
(не дай господь мне долго мучить их),

Опять же я надеюсь и на то,
Что в ад не попаду я ни за что,
Но выяснится это на весах,
Качающихся мерно в небесах,

И при любом исходе всё равно
На Божий Суд попасть мне суждено,
Где зададут мне не один вопрос,
Ответа ожидающий всерьёз.

И вот уже сейчас, пока я жив,
Болит моя душа, как злой нарыв,
Поскольку я готов признать при всех,
Что мне знаком и ненависти грех,

И если спросят ангелы меня
При мерном свете Судного огня,
За что я сам себя судить бы мог,
Скажу: «Я зла в себе не превозмог…

Я ненавидел с самых детских лет
И тех вождей, которых больше нет,
И тех, что есть, и тех, кто только ждут,
Когда на русский трон их возведут,

Я ненавидел нравы их дворцов,
Их матерей, а также их отцов,
Их жён, их дочерей и сыновей —
Всю их родню невесть каких кровей,

Я ненавидел золото корон
И варварскую пышность похорон,
И сети лжи, висящие везде
В гнилом насквозь властительном гнезде,

И тусклый перезвон пустых речей,
И липкий чад мерцающих свечей,
И жадной свиты быстрый шепоток,
Порхающий, как шёлковый платок,

И правило – тащить свою судьбу
Сквозь все препоны на чужом горбу
И упиваться славою своей,
Одних себя считая за людей,

И страсть к наживе, и жестокий нрав,
И веру в то, что только ты и прав,
И мелочную мстительность, и гнев
На всех, кто раскусил твой подлый блеф,

И страх за то, что верный твой слуга
Всё украдёт и пустится в бега,
И вражеское войско соберёт,
И на тебя натравит твой народ,

И всю твою никчёмную семью
Положит под дубовую скамью —
И на скамье начнёт чечётку бить,
И кровь свою тебя заставит пить, —

Я ненавидел, Господи, всегда
Их земли, их моря и города,
Кареты их, войска и корабли
И замки их, встающие вдали,

И сам не знаю, Боже, почему,
Нашли на них холеру и чуму,
И сделай так, чтоб мой родной народ

Увидел вдруг, что царь его – урод!».
Так буду говорить я на Суде,
Всё выскажу и не споткнусь нигде,
И может быть, до самого конца

Речь доведу я волею Творца,
И скажет мне Господь: «Послушай, сын,
Ты глуп, хотя и дожил до седин,
И чтоб ты понял, как ты виноват,

Ступай на землю. Возвратись назад.
Я сделаю теперь тебя царём,
Владыкою в отечестве твоём,
Иди – и попытайся править так,

Чтоб душу ты не погрузил во мрак,
Но если я увижу только раз,
Что отдал ты неправедный приказ,
Что ты живёшь как душегуб и вор —

Не обессудь. Я на расправу скор!»
И в ужасе проснулся я во тьме,
В своей постели и в своём уме,
И зримо ощутил, что замкнут круг.

И нечего сказать мне, милый друг.

Благословляю эти дни
За то, что так светлы они,
За то, что нет такой брони
На свете этом,
Как та любовь, что надо мной
Течёт, как тёк бы Божий зной
Над злой пустыней ледяной,
Забытой светом.

Благословляю эти дни
За то, что так темны они,
За то, что адовы огни
Уже под боком,
За то, что я боюсь того,
Кто не боится ничего,
Не слышит сердца своего
И чёрен оком.

Благословляю эти дни
За то, что просто есть они
И то на солнце, то в тени
Дают мне право
Своей дорогою идти,
Цветы срывая по пути,
И то налево забрести,
А то направо.

Благословляю эти дни —
Не знаю, долги ли они? —
Сжигать мосты повремени,
Судьба лихая,
Не заставляй моих друзей
Мои стихи сдавать в музей,
Где сможет каждый ротозей
Бродить зевая.

Благословляю эти дни
За то, что так светлы они,
За то, что так темны они,
За то, что длятся,
За то, что песенку свою
Я как умею, так пою —
И не желаю соловью
Уподобляться.