Вениамин Андреев - Еврейский блок с нотик

Даже злому врагу.

Что приходит непрошеный

Из моих дальних бед,

Лишь чуть-чуть запорошенный

Сединой моих лет…

Моё одиночество

Среди шумной жизни —

Главное высочество

В дорогой Отчизне.

Моё одиночество

Посреди тревоги,

Где бурьяном до чиста

Заросли дороги.

Моё одиночество,

Как беда случится,

Страшное пророчество —

Вкруг чужие лица.

Моё одиночество,

Во время падения,

Называть по отчеству

Странные явления.

Моё одиночество

В этой шумной жизни,

Рифмы власть – Высочество

Не в чужой Отчизне.

Не готов я пока умирать,

Не успел сделать множества дел

И пока не спешу на вокзал,

Чтобы выбрать маршрута предел.

Не готов я пока передать

То, что помню, что чувствую я,

Свою душу кому-то отдать

Ни за что, никого не виня.

Не готов на бегу домолчать,

Многих слов не готов говорить,

А другие устал повторять

И за них я прошу извинить.

Не готов я пока для тебя

Всё забыть и по новому жить,

Хоть по-прежнему слово любя

Не готов я стихом говорить.

Не готов я пока получать

До Конечной плацкартный билет,

И никто мне не сможет сказать,

Сколь отпущено Господом лет.

В детстве был я, как все, пионером,

У костров, про «костры» распевал,

С пионерским отрядом шагал на пленэры,

Желатином холсты грунтовал.

Вырастал я во время полётов,

И космической эра звалась,

Но в приставке, с бобинами, «Нота»,

Почему-то всё лента рвалась.

На звучащие Галича песни

Мы умели подтекст подложить

И казалось всем, что интересней,

Сквозь глушилки, Свободу ловить.

Потрясала страну и Таганка,

Что Любимов мог там сотворить,

На Таганку, с друзьями, обманкой,

Без билетов учились ходить…

Где ж мои пионерские зорьки,

Комсомольских походов костры?

Барабанят Европы задворки,

Европейских побед гусляры.

В детстве был я, как все, пионером…

Наша память словно перекати поле,

Перепутаны поводья, стремена,

И посредственно учились в средней школе,

Что не каждая нам помнится война.

Знать о прошлом всё, от слова и до слова,

Без вопросов, не давали мы обет.

Бег коней по полю – отзвуки былого,

Не озвучен в нашей памяти сюжет.

Мы коня не рисовали вороного,

Не вели его в поводьях ратных лет.

Что нам поле, что нам поле Куликово?

Кто нам воин, кто нам воин Пересвет?

Сколько в поле боли, сколько крови,

Сколько плача от не прошеных копыт,

От кнутов и стоны девушек в неволе,

С пентатоникой гортанною, навзрыд.

Поле жгли кострами смерти злые стрелы,

Полыхала, словно птица, вся земля,

Посреди огня поклоны ошалело

Отдавали все головки ковыля.

Как пустоты в нашей памяти заполнить,

Чтоб веков прошедших не терялся след,

Поле славы Куликово вспомнить,

И в строю остался воин Пересвет?

Чтоб летели, словно ветры, наши кони,

По степи, навстречу клину журавлей.

Светлой памятью был каждый удостоен,

Вечной славы Куликовских ковылей.

Причаститься где, отмыться как на воле

От экранных, белокаменных огней?..

Может, в чистом Куликовом поле.

Там, где калики ходили перехожие,

Где паслись и дики вепри, и туры,

Танцевали ворожеи придорожные,

Разжигая приворотные костры.

А вокруг скопилось столько нечисти,

Ни проехать мимо них и ни пройти.

Отдавай врагам кошель и разны почести,

Чтоб живым из леса ноги унести.

Там, где калики ходили перехожие,

У тепла костров согреться до утра,

Нынче ходят равнодушные прохожие

И другая подзаборная мура.

Держат души ворожеи не ушедшие

Под прицелом иль под страхом топора,

Но не модны городские сумасшедшие,

Лишь в войну играет наша детвора.

Не забыть мне, не забыть тебя, Алёшка,

Как с тобою, под гармошку, пел Донец,

Как играла для меня твоя гармошка,

Белый танец, миг свидания сердец.

На мостках мы посидели на дорожку,

Сберегая в ночь разлуки тишину,

«Я оставлю, – ты сказал, – свою гармошку,

Без тебя, играть не будет на Дону».

В небе чистом клин курлычет журавлиный.