Как тряпкой с ученической доски,
Ты вытираешь капли удовольствий,
И топишь, ожиданьям вопреки,
В бездонном океане лжи и злобства.
Ты сталью закаляешь, хоть не бог,
Бросая в ненасытливость мартена,
Но, слава богу, вечер на порог
Уже ведёт спасительные тени…
И будут уплывать опять в ничто
Долги и страхи, ревности и лица,
И я прощу тебя уже за то,
Что больше никогда не повторишься.
То влюблённое, то неверное,
То холодное, то палящее,
Ты – моё воскресение вербное,
Моё лучшее, настоящее.
То постней одного колоса,
То скоромней вершков сливочных,
И на крике, и вполголоса,
Я твоя до самих цыпочек.
В бесконечной, как век, радости
Нет особой у нас надобы,
Из одной ендовы в трапезной
Я и волчью сопью ягоду.
Будь вселенной, ребром, тернией,
Да не стань горевым вестником.
Ты – моё воскресение вербное,
Да не стань моим понедельником!
Обычный, старенький роман…
Его листает старый тополь,
И штопай нитками, не штопай,
Опять развеет ураган.
Сюжет был, знаешь, не ахти,
Немного скучен и затаскан,
Наверно, это были сказки,
Я не заметила, прости.
И всё же чуточку, но жаль,
Была не сказочной развязка,
Герой в финале был неласков,
Да он и раньше не блистал.
И героиня – так себе,
В конце она, конечно, в слёзы…
Такая вот, приятель, проза,
И о любви, и о себе.
И только тополь на углу
Её читает тонкой иве,
Листая так неторопливо,
Как будто дарит похвалу.
Осталась парочка листов…
Он держит их с такой любовью,
Как будто это – мы с тобою,
И до весны читать готов.
Нá два голоса, и соло,
Если трое – то на трú,
Сладок повод или солон,
Пой! Охрипнешь – говори!
Мама пела и за радость,
И за горе, и за страх…
Мне наследие досталось
Русской песней на губах.
Затяну, вскричу, завою,
С ней – и плачу, и смеюсь,
Да хоть в прорубь с головою,
Как и вся честная Русь!
Пой! Тяни меха гармони,
Нет гармони – просто так,
Под горячие ладони,
Под берёзку и трепак…
До слезы, дотла, до дрожи,
Да на все, что есть, лады…
Просто, мы с тобой похожи,
Как две капельки воды.
То смеясь, а то стеная,
И при жизни, и в раю,
Слышишь, мамочка? Я знаю,
Ты споёшь… И я спою.
Город уснул на подушке кленовой листвы,
Плечи укрыл одеялом густой паутины…
Это он утром проснётся и шумным, и сильным,
Ну, а пока, под надзором своих часовых,
Дремлет и видит чудесные сладкие сны,
В них над корзинами груш увиваются осы,
Капает дождь из сиропа, густой и раскосый,
Мёдом душистым кадушки и плошки полны.
Спросите, кто часовые? Да я и стихи…
Ходят по спящему городу добрые строки,
Я же блины заведу, да ещё и с припёком,
Будут готовы, когда закричат петухи.
Спи, мой наивный, уездный, простой городок,
Ты, как ребёнок, сопишь, обнимая игрушки, —
Старый вокзал, магазины, дворцы и клетушки…
Спи, мой герой! Пробуждения час недалёк.
Мои пажи – в глубоком реверансе,
С утра явились с общей челобитной,
Мурлычут кошки, пёс к ноге прижался,
Садовый грач в прищуре ненасытном.
Мой юный принц, – чуть свет, уже при деле,
Скрипит в трудах его клавиатура,
Серьёзный малый, хоть и надоела
Его крутая, нервная натура.
Мой грозный царь (потише!) почивают.
Храпит на стуле старая корона.
Ты спи подольше, светлый, баю-баю…
Всё хорошо в твоём хозяйстве тронном.
Я вытру пыль с кольчуги и фанфары
Без свиты слуг и царственного гнева,
Она – со мной, незыблемая пара
Придворных рук обычной королевы.
Притомился вечер за окошком,
Засветилась свечка на божнице.
Умоталась, день был заполошным,
Знать, пора уже и помолиться.
Попросить за сына-хулигана,
Только-только стукнуло семнадцать.
Ведь один сыночек, долгожданный,
Дай-то Бог, ума ему набраться.
Да соседка наша непутёва…
Оттого, видать, что одинока,
А глядишь, и вышла б за второго,
Кабы дал Господь немного проку.
Прихворнула старая коровка,
Помоги, заступница, безвинной,
И просить за мелочи неловко,
Да куда же денешь животину.
Шелестит бескровными губами,
Причитает тихо и стыдливо,
Только целый мир зачем-то замер,
Оглушила мир её молитва.
Читать дальше