Леонид Оливсон: Моих стихов чернеющая гладь…

Для Гляйвица держал он польские мундиры,
А после в бизнесе ему немцы помогли,
Он у отца, спасенного, был рэкетиром,
Под пистолетом держал его; был не шутлив
(Его он собственность, фабрики, себе забрал).

У Франка с Гиммлером были разногласия,
Использовал их ловко этот потенциал,
Начальника Плашува он сделал пассией,
Охотно Гец дарил расходный материал.

Конечно, был тут и меркантильный интерес,
На что вдова его бесстыдно возражает,
Ведь каждую минуту он мог ведь стать мертвец,
С фабричных ночью он не уходил лужаек.

А сколько умерло на фабрике народа,
Который просто был истощен, недоедал,
В конце войны лишь разрешил с хлебом подводы,
Ведь кто остался жив, помнят как народ страдал.

В году 1944 в Освенциме он выкупал евреев,
Ну, вспомним, кому такое счастье выпало,
Он деньги давно уж забрал у богатеев,
Отсюда и, понятно, идея выбора.

И все равно ему спасибо, что спас всех тех,
При всех тех авантюрах он был гуманистом,
А существует одна из громких антитез [5] Правда о бабнике, взяточнике и аферисте Оскаре Шиндлере. —
Каким при жизни бывал он авантюристом.

А потому – лишь за шестнадцать лет до смерти
Он звание праведника мира получил,
Он пережил так много в грозной круговерти,
Ведь от пороков в жизни никто не излечим.

Был человек, не все его любили,
Он шутками своими многих злил,
Его журили люди иль хвалили,
Друзей и спонсоров он этим веселил.

От незнакомцев он все деньги возвращал,
Решался брать их от богатых лишь друзей,
Своим трудом он как-то выживал,
Семье боялся приносить конфузы.

Происхожденьем был он из Огайо,
Тот край лесов позволяет пошуметь,
Страсть к барабану в нём зажглась,
В дальнейшей жизни он не привык робеть.

В пять лет он начал бить по барабану
И его звуком оглашал окрестность,
Мать-пианистка помогла Алану,
Не мучила, кем будет – неизвестность.

И его хобби продолжалось в школе,
В оркестре школьном он после уроков,
С оркестром совершает он гастроли,
Порой кого-нибудь игрой растрогав.

Oн служит в армии, закончив школу,
И отслужив – идет в университет,
Опять его фигура в разных холлах,
Он никогда не жил как дармоед.

Как человек-оркестр гастролировал,
Попытки делал актёром стать «стендап»,
Коммивояжёром он курсировал,
Весь век прошедший прессу надувал.

Уже в двадцатые в своих остротах,
Используя свой литературный дар,
Высмеивал он жизни нечистоты,
Кусал пародией, не неся нам хмар.

Не все они кусали сразу, здраво,
И некие ведь были инфантильны,
«Ударить в интеллект» людей – забава [6] Любимая поговорка Алана Абела. ,
Они порою были не всесильны.

Масштаб мистификаций был различен,
Всегда у общества недостатки есть,
И к ним ко всем он был небезразличен,
Быть может, правильно не умел уесть.

Обманщик вызывал порою злобу [7] Шутка о полуголом струнном квартете, в котором его руководитель – один из лидеров Ку-клукс-клана. ,
Кто смысл шуток знал – поддерживал его,
Подделки делал смерти и хворобы,
Всё это в прессе, и как вам, баловство?

Снял фильмы и книг с десяток написал [8] Его личный сайт ,
И музыку преподавал он в вузах [9] Более 30 лет участвовал в игре различных симфонических оркестров. ,
Каких он в школах учеников создал,
Ему страна прощала все конфузы.

Хотел он гольф, богатых увлеченье,
Взять осмеять с позиции балета,
Их статус не поставил на колени,
С мячом не получались пируэты.

Ну, вспомним хохму про ”нагих” животных [10] Создал фиктивное общество нетерпимости к голым животным. ,
Не вызывал ли вид их в вас усмешку?
Умел подбодрить долю безработных [11] Придумал фэйковую школу «Омара» для безработных. ,
«Омара» школа его шуток веха.

А как вам Етта Б., в президенты хочет?
Портретом матери жены представил,
Он прессе долго голову морочил
И с обещаньями её лукавил.

За шоу у Фила Донахью следил,
Послав людей побыть на вещании,
Там обморок сыграть, потерю сил —
Друзья теряли будто бы сознанье.