Олег Филипенко - Избранное. Стихотворения

«Но только воду отключили
горячую на месяц, – я
сказал на всякий случай, – или
на две недели.“ „Вот свинья,

кто это выдумал.“ „Конечно,
но всё ж в субботу приходи.»
Мы поболтали и беспечно
с ней распрощались. И в груди

вновь стало пусто и приятно.
Сейчас супец себе сварю, —
слюну глотнул, – мозгам занятно, —
я суп порой боготворю.

Так, так. Всё ближе выходные.
Я туфли снял, я снял носки,
переоделся и дневные
стряхнул заботы. И тоски

не испытал от стен жилища.
Здесь хорошо. Куда идти?
Вот в холодильнике есть пища,
вот я, стоящий на пути

к чревоугодничеству. Это
основа благости моей.
Попробуй, умори поэта
голодной смертью, он детей

на сковородке станет жарить.
А я – так хуже, чем поэт.
Я в детстве, например, ударить
мог девочку моих же лет.

Пивца мне хочется, но с пивом
сегодня попадёшь в наклад.
От пива будешь видеть криво —
так детям дяди говорят.

Я отломил кусок колбаски,
зелёный лук макнул я в соль
и очутился словно в сказке,
где только не было Ассоль.

Спать, спать и спать. А завтра снова
идти работать. Вот и всё,
что мне отмерено. Не ново
мне знанье твёрдое моё.

К чему роптать? Ведь я не болен.
Легко мне должно крест свой несть:
я не влюблён, собой доволен,
я одинок, жилище есть.

Так что ж тоска? Как будто мчался
я к цели, но свернул с пути
и духом пал, и растерялся,
и понял – некуда идти.

Шок был когда-то. Но давненько.
Теперь-то к жизни я привык.
Душа моя – пенька сырая,
и стал болтливей мой язык.

Но хватит. Вон, визжат колёса
автомобиля за окном.
Какой-то юный недоносок
сидит за папиным рулём.

И скоростя переключая
его кургузая рука
касается до платья края
девицы, пьяненькой слегка…

У магазина «Продуктовый»
стоял продрогший человек.
Он был одет в костюмчик новый,
но почему-то кушал снег.

А рядом женщина стояла
с лицом, как алая заря.
Мужчину за рукав держала
и укоряла почём зря.

Старушка продавала «Яву»,
мужик, ещё в расцвете сил,
мне предлагал Акутагаву,
но слишком дорого просил.

А в недрах, где-то под землёю,
пронёсся электрички гул.
Я поскользнулся и туфлёю
воды студёной зачерпнул.

Я выругался мрачно, грубо,
соскрёб ногтём кусочек льда,
к носку приставший, и сквозь зубы
сказал себе: «Вот это да!

Теперь по этакой погоде
замёрзнет мокрая нога.»
И побежал, и был на взводе,
и вот уже стихи слагал.

ЕЩЁ В ПОЛЯХ БЕЛЕЕТ СНЕГ
а уж в Москве и грязь и лужи.
ЧТО Ж НЕГОДУЕТ ЧЕЛОВЕК?
Ах, это просто он простужен.

Простужен он. Но всё спешит
доделать то, доделать это.
А ночью видит он, хоть спит,
как выпускается газета,

где все четыре полосы
чисты, как снег в полях. И следом
уж видит капельки росы,
он маленький, за ручку с дедом

идёт меж трав. Кругом поёт,
что может петь. А та газета
порхает бабочкой, её
зовут капустницей. И летом

таких полно. И вот уже
он просыпается от муки.
Затем в кровати, в негляже,
сидит и ловит ухом звуки

ночного города. И гул,
столь устрашающий порою,
влечёт его поникший ум
к самодовольному покою.

Сегодня треснуло стекло
от переменчивой погоды
в моём подъезде. А мело,
представьте, снегом. У природы

не всё в порядке с головой.
Ведь май кончается и зелень
кругом. Уж месяц, как домой
я приходил не в тень, а в темень

от зелени, что за окном
моим растёт. И вот вам спектр.
Метёт, как будто бы Содом
с лица земли стирает НЕКТО.

Ну что ж. Заслуженный урок.
Всё кончится, должно быть, хуже.
Гляжу: прошёлся ветерок
по разрастающейся луже.

Скорей на кухню. На плите
горит огонь. Я прикоснулся
к нему ладонями, затем
одёрнул руки, улыбнулся.

Да, всё по прежнему. Увы,
огонь нас жжёт, а холод студит.
А помню… Нет, забыл. А вы?
Кто помнит, что в грядущем будет?